Творческая ассоциация Каданцева

Флудилка.

Moderators: R1ke, pups

Возможно для кого-то это будем не совсем понятно ,но всё же. Прошу не обсуждать итак столь заезженную тему , как мой подход к созданию образа и воплощению оного. За сим же узрите, господа.
Image
  • User avatar
  • Golovorez
    Clans:
      Not involved in the clans.
M&B Status:
Offline
Reputation point: 1

Golovorez ну ты и гармонь откопал
Писать только по поводу доната, аренды серверов, рекламы, сотрудничества, найденных багов, проблем с регистрацией ID. Ну или телочкам, желающим переспать. Не занимаюсь администрированием серверов, разбанами, жалобами, набором админов, не ставлю значки в тс.
Find more details and items in the profil of the user

Click the icon to see the image in fullscreen mode  
1 pcs.
Click the icon to see the image in fullscreen mode  
1 pcs.
Click the icon to see the image in fullscreen mode  
2 pcs.
M&B Status:
Offline
Reputation point: 156

PostThis post was deleted by Aliexpress on 09 Sep 2018, 08:29.
Reason: Провокация

Golovorez, призрак оперы. Ты откуда? Сто лет тебя не видел.
И, да, за арбузника лайк.
Image
ImageImage
Image
Пиратка

Лицензия

Image
Image
M&B Status:
Offline
Reputation point: 435

Ничё себе, прям мертвецы с того света возвращаются, то Олонзо, то Головорез. Кого ещё ждать? Капусту, Слеша, Кота?
БЕЛЕВРЕЙБАНК

Image

http://www.youtube.com/channel/UCd72TnBJrgjj631Ajk2Nf7w



Akame_a ты задрал меня пинать.ты (сensored).В бал пойдёшь ты (censored),(сensored),(censored).Малолетняя ты (censored).

Sladenkii_Pupsik А можно заменить малолетнего дауна на обычного человека?

asdzxc гиены скалятся-нахуй гиен
M&B Status:
Offline
Reputation point: 111

Автор картины "Святой АртУГ" - Golovorez
Я открываю тему фан-клуба поклонников Артужки. Здесь мы будем делится впечатлениями, цитатами, высказываниями и другими проявлениями великого таланта Артуги.
Лучшие цитаты "от Артуги" будут добавляться в первый пост. Как хранилище истины, дабы потомки узрели - какой талантище жил в наше время. Я горжусь таким современником. Я горжусь тем, что вместе играл с ним в одном клане, что пожимал его мужественную, могучую, не побоюсь этого слова, мужскую руку!
Автор лучшей цитаты от нашего любимца, получит сборник сочинений "Мемуары Артуги" в подарочной упаковке, а так же - годовую подписку на журнал - "Артур - лобан, или как нажить себе врагов", которые планируется выпустить в скором времени.
Не пропусти 1-й номер!
Так же не забываем о его детище - клане Камелот. Становление легендарного клана, его развитие, его цели, задачи и результаты.
Поощряется выкладывание сюда скриншотов касаемых как деятельности Великого, так и его проектов.
Всех прошу к нашему шалашу.

Источник
Image
ImageImage
Image
Пиратка

Лицензия

Image
Image
M&B Status:
Offline
Reputation point: 435

PostThis post was deleted by Aliexpress on 09 Sep 2018, 08:30.
Reason: Оскорбление

Информация : Отдельный пост для пользователя в ассоциации. Причина создания - великий объём сообщения, вылезающий за рамки правил.
Lucien_Lachance : Image
Информация об авторе: Контакт Fianna: Lucien_Lachance
Творческий псевдоним: Бородатая Змея
Человек, который неоднократно был лидером фракций Persistent World, Feodal World. К нему обращаются с просьбой оформить сюжет фракции, составить историю для старта РП на сервере. В общении приятен. Не вызывает отрицательных эмоций.

ImageНазвание: "Два брата"
Вселенная: The Elder Scrolls IV: Oblivion
Описание: История, о которой слышали все, но которую не знает никто.


Чейдинхолл всегда был несколько необычен – соседство с Морровиндом накладывало свой след на культуру, и в особенности архитектуру, которая на фоне пышного в своей помпезной красоте Сиродила, выглядела так, словно бы адепт Ордена Червя из ниоткуда взялся в часовне Аркея – неуместно, неестественно, но странно красиво и завораживающе. Великая часовня уже упомянутого Аркея отбрасывала огромную тень сразу на несколько кварталов, всем видом подчеркивая готичную красоту этого ухоженного, но зловещего города. Однако был у этого города и свой «скелет в шкафу» - подвал единственного во всем городе заброшенного дома имел ход аккурат в убежище Темного Братства, члены которого не один раз щекотали шею графа стилетом, дабы тот забыл о «резиденции добрых соседей». Пока что действовало – данмер молчал, стражники стыдливо отворачивались от дома в сторону, а Совет Старейшин и вовсе не был осведомлен о том, что эта гильдия наемных убийц ещё не уничтожена полностью.
Двадцать восьмое, месяца Последнего Зерна, было самым обычным днем для этого города - наверное.... Когда обе луны Нирна уходят на горизонт на востоке, с запада появляется огромное солнце, теплыми лучами лаская богатые на буйную растительность земли Сиродила и создавая чудесно-красивые природные игры теней абсолютно везде – от душного Эльйсверского пограничья до самых Джеральских гор. Но сегодня с самого утра шел в Чейдинхолле легкий дождик – то ветер принес Чернотопских туч с юга, вместо ожидаемой пепельной бури с востока, о которой всю неделю болтали маги из местного отделения Гильдии. В призме дождевых капелек вырисовывалась приковывающая взор радуга, а приветливый ветерок трепал плащи и капюшоны притворно охающих жителей, что спешили домой или в крытые дворики к соседям. Стражники патрулировали город особенно непринужденно – Темное Братство из вежливости устранило все независимые воровские шайки, дабы дать понять графу, что его «жест широкой души» не остался незамеченным. Самая настоящая идиллия, и казалось, этот день давал возможность насладиться уходящим летом сполна, чем все и пользовались. На фоне суетящихся жителей никому не показался подозрительным невысокий имперец в легкой фиолетовой накидке через левое плечо, расположенной так, чтобы скрывать стилизованный под кровавый, отпечаток ладони на левом и единственном наплечнике иссиня-черной кожаной брони одного комплекта – уж слишком хороша она была подогнана на его сухощавом теле. Спешил он уверенным шагом куда-то прямо от городских ворот – стремительно смываемая с сапог дождем пыль выдавала в нем путешественника, а тут таких много. Черный тканевый капюшон с кожаными вставками был откинут, и лежал на плечах, не скрывая собранных в недлинный хвост серебристо-белых, почти словно седых волос, которые никак не вязались с его лицом, совсем не старым – имперцу с трудом можно было дать тридцать. Возраста добавлял разве что шрам не щеке, очень странный такой шрам, витиеватый и страшный, словно бы и не от клинка вовсе. На другой щеке была татуировка в виде трех красных полос-линий, что пересекаясь в конце, переходили в изображение глаза с черной точкой зрачка. Лицо его, за исключением шрама и татуировки, нанесенной дорогим каддисом, было совершенно незапоминающемся – тонкие поджатые губы, нос с небольшой горбинкой в переносице и серые глаза, что казались не усталыми, а напротив, очень живыми. На оружие, точнее на факт его наличия внимания не обратили – тут каждый носил с собой кинжал-другой, чтобы отогнать, скажем, большую крысу, что могла поселиться в подвале и подточить запасы овощей. У человека же это был акавирский вакидзаси в красных ножнах из кости (счастье, что никто кроме него не знал, из какой именно) с окантовкой из позолоченной стали и рукояткой из эльйсверской пальмы с маленькой кисточкой, подвешенный на ремне, где помимо прочего висела книга в чехле («Догматы Т…» - единственная часть названия, что была видна прохожим) и несколько непрозрачных пузырьков из непрозрачного вварденфелского стекла в специальных петлях-выемках. Особое внимание, на самом деле, представлял клинок короткого меча – он был из посеребренной же стали, и с небольшой гравировкой, в точности повторяющей рисунок татуировки. Еще была надпись – «Похититель душ», но, повторяемся, клинок сокрыт был ножнами. Вообще, даже по явным деталям было ясно, что оружие заказное, слишком уж было оно украшено…
Машинально пригладив волосы рукой в перчатке с обрезанным указательным пальцем, на котором был перстень-печатка с неизвестным фамильным гербом, – некогда предки этого человека были знатным дворянским родом, от которого ныне остались лишь воспоминания, сожженная усадьба в Скайриме, да дневники – человек украдкой огляделся и свернул в один из узких переулков, где, не рассчитав силу, сбил с ног щуплого бретонца с залысинами. Падая, тот прикрыл рукой нечто у себя под мантией, но нашего героя это заинтересовало мало – он вежливо помог тому подняться на ноги, и с холодной улыбкой, как-то странно настойчиво «выжал» его из переулка, и пользуясь тем, что никто не видел, нырнул в ту самую дверь – дверь заброшенного дома, которую лихорадочно захлопнул за собой и судорожно запер длинным, причудливо изогнутым ключом с черепком-рукояткой. Качнув головой, он выдохнул, смахнул с не накрытого накидкой плеча переливающиеся в свете «вечного» (спасибо Антуанетте Мари) факела капельки воды, затем стащил лежащий на полу пыльный ковер в сторону, и поднял деревянный люк в погреб. Постояв пару минут, он нырнул в лаз, пройдя по которому, очутился у массивной каменной двери, расписанной жуткими гравюрами. Откуда-то, словно прямо изнутри самого имперца, в его голове послышался хриплый и шипящий голос:
- Каков… цвет ночи? – и мурашки замаршировали по спине не хуже, чем Имперский Легион в походе, хотя беловолосый за несколько лет службы Ситису и Матери Ночи уже, казалось бы, привык.
- Кроваво-красный… брат мой. – слегка помедлив, ответил человек голосу, рефлекторно касаясь открытым пальцем татуировки на щеке.
- Добро пожаловать домой! – вновь тягуче прохрипел голос, и тяжеленная, многотонная дверь начала с ужасающим скрежетом открываться, лишь расширяя старые борозды в граните.
Двинув вперед, имперец вошел в просторный зал с гобеленами на стенах, и все они изображали одно и то же – ту саму ладонь, отпечаток, выполненный как будто бы кровью… К слову, человек вернулся сюда не просто так – около четырех дней назад было получено письмо, в котором Очива просила его как можно скорее вернуться, что он и выполнил, а посему, даже не приветствуя братьев, двинулся в её, Темной Ящерицы, покои.
- А, это ты… -прошипела аргонианка, опуская на колени читаемую ею книгу, и имперец успел отметить, что это была пьеса под названием «Похотливая аргонианская дева», едва скрыв смешок за кашлем. У смотрительницы явно были с этим проблемы. – Я ждала тебя. Садись. Слушай.
Внемля шелестящему полушепоту, он сел напротив Очивы, и сложил руки на столе, внимательно глядя в водянистые и глубокие глаза своей наставницы.
Она отложила книгу совсем, точнее – отбросила на свою кровать, да так, что она упала лицевой обложкой вниз – истинное мастерство Темного Ящера, при желании Очива могла таким броском рассечь череп… Имперец промолчал, показывая видом, что ждет.
- Миссаиль… - она впервые назвала его по имени – Дорогой брат… - она закашлялась, и кашель этот больше походил на шелест – Как ты знаешь, наш Вещающий, Люсьен Лашанс, очень ценит тебя, внимательно отмечая все твои успехи. А еще ты знаешь, что любая тайна из прошлого наших Братьев прекращает быть тайной – Отец Ужаса не одобряет тайн. Тут тот, кого она назвала Миссаилем «ожил» - легким движением развязал ленту, поддерживающую волосы в хвосте, и сипло выдохнул – он прекрасно понял, на что намекает смотрительница, а намеков на это он не любил – слишком уж горело его сердце, требуя крови и справедливости. Ящерица отметила его реакцию и продолжила.
- Мы знаем, что сделал с тобой твой брат, Ниртунус, кажется... Он… -продолжила Очива было, но услышала хруст в сжатых кулаках Миссаиля, и прервалась – лишь на мгновение. – Он… Недавно он проявил себя. Он опорочил дочь одного старика, который, будучи объят горем, следующей ночью усердно молился Нечестивой Матроне, взывая к нам. Люсьен Лашанс скрепил контракт кровью, убив этого старика и отправив его душу к Ситису в качестве платы – у того ведь не было ни септима… Но он, наш Вещающий, любит тебя, считает настоящим Темным даром, а потому решил поручить этот контракт… тебе. Девять лет ты жаждал мести. Теперь, Брат, ступай, и исполни Волю Отца Ужаса, но сохраняй разум ясным, не давай власти эмоциям… -
Тут беловолосый имперец странно всхлипнул, роняя голову на столешницу, и содрогаясь мелкой дрожью. Его переполняли чувства. Он едва сдержался, чтобы не зарыдать, но ощутил, как на плечо легла перепончатая ладонь аргонианки.
- Он Имперском Городе. В «Тайбере Септиме», номер проплачен на неделю вперед... Ступай, как будешь готов. Я оставлю тебя одного, наш дорогой родич. - Очива неслышно выскользнула из своих покоев, захлопнув дверь, и оставив Миссаиля в абсолютной темноте, наедине с мыслями и воспоминаниями…
Девять лет назад…

- Ты уверен, что нам следует туда спускаться, Ниртунус? – спросил Миссаиль у своей точной копии, у брата-близнеца. Двое имперцев стояли у лаза в старую малахитовую шахту в Восточном Нибене. Один из них держал в руке опущенный метательный топорик, с которого покапывала на землю чья-то кровь. – И зачем ты убил ту женщину? Она же клялась молчать!
- Ты знаешь сам, брат, это было необходимо. В тебе кипит негодование. Но мы пришли сюда именно за этим. Пойдем же вперед. – Ниртунус отер топор о свои штаны, и не дожидаясь ответа, нырнул в проход. Миссаилю ничего не оставалось, как последовать за ним.
По коридору они шли молча. Тишину нарушали лишь разбивающиеся оземь капельки с потолка разработанных переходов, да свист ветра, гулявшего по шахте. Наконец Ниртунус догадался зажечь факел, около ветхой двери, приоткрыв которую, пропустил брата вперед. В нос Миссаиля ударил ужасный запах свернувшейся крови, запах какой-то гнили, а затем он услышал рsчание…
- Что здесь… - договорить Миссаль не успел – обух тяжелого метательного топора ударил в висок, и тьма, тяжестью укутав имперца, повалила его наземь, где тот щекой напоролся на острые камни, и не издав ни звука, провалился в забытье.
…дикая головная боль пришла резко, и Миссаиль со стоном открыл глаза, едва сумев поднять такие тяжелые теперь веки… Мутило. В газах рябило. Во рту ужасно пересохло.. Нещадно саднила изуродованная щека, там было настоящее месиво, как он потом понял… Лицо было залито кровью, она натекла еще и с рассеченного виска, и запах теперь стоял еще более отвратный… Было темно. Но глаза привыкли быстро, и с ужасом парень разглядел целую гору трупов в углу… Вдруг вспыхнули восемь магических факелов, и Миссаиль не смог сдержаться, завопил во все горло, раздирая связки и давясь кровью… Он забился, затрясся, но веревки, что связывали руки и ноги, совершенно вогнали его в ступор… Он успокоился, и лишь тихонько поскуливал, не в силах будучи отвести взгляд – трупы были изуродованы, лежали в лужах засохшей крови… У кого-то было небрежно срезано лицо, и из глазниц на нервах свисали остекленевшие глаза, у другого – срезан скальп, криво так, захватив ухо, а череп был продолблен, и из мозга торчали огромные корабельные гвозди, а у третьего – не было всех конечностей, но был взрезан живот, а все органы – разбросаны тут же, рядом, а в самом животе были сложены выдавленные глаза других… Таких трупов было около полутора десятков, и все - один другого изуродованное – похоже, убийца просто развлекался, но это – еще не самое страшное… Самое ужасное – труп их родного отца, прибитый к перевернутому столу прямыми кинжалами из серебра, а на слегка надрезанном животе было начертано стилизованное солнце. Красным каддисом.
Закончив скулить, Миссаиль, продолжая всхлипывать, принялся вырываться… Рывок… Вдох… Рывок… Из дверного проема запахло чем-то едким, в свете факелов продолжала отбрасывать тени гора трупов, и глаза, что уцелели – зловеще поблескивали, отражая ужас предсмертной боли живых в уже мертвых телах… Еще… Еще… Веревка не поддалась, но ржавый клин выскочил из растрескавшейся опорной штольни, и имперец покатился по земле, неуклюже поднимаясь без помощи рук… Кинжалы в теле отца помогли освободиться от пут, и он, прихватив один, робко зашагал по уже знакомому коридору… Шаги… Капель… Ветер… Боль. И недоумение. Почему брат сделал это? Зачем? И почему родные…? Но он выберется, да… Непременно выберется и найдет истину. В поисках истины вот уже девять лет…
Наше время.

Он гнал лошадь так, что она издохла еще на подходе к Имперскому Городу, и остаток пути он проделал пешком, но зато поспев всего за три дня – даже курьеры был медлительнее… "Тайбер Септим" был найден быстро, он там бывал пару лет назад, и теперь же… Щурясь от солнца, он потянул ручку двери, сердце забилось так, что ему стало страшно – а ну оно сейчас как выпрыгнет из груди…!
У стойки была хозяйка, зал был пуст – все гуляли в городе, или прятались от зноя в номерах.
- Мне нужен Ниртунус. Я его брат. – лаконично и грубо поведал он опешившей хозяйке, которая думала, что сошла с ума, как бы случайно положив руку на ножны.
- В-вт-торая-я к-к-омнат-т-т-а, с-слева от-т две-р-р-ри… - заплетающимся языком произнесла та, тут же стремглав кинувшись к выходу – явно за стражей, но рефлексы ассассина оказались неизменно надежны, и тяжеленькая книга учета описала дугу в воздухе, стукнув хозяйку по затылку. Та нелепо кудахтнула, взмахнула руками, и мешком повалилась на дощатый пол.
…подъем по лестнице казался бесконечным, но нужная комната все отыскалась. Наконец-то…
- Я ждал тебя, мой брат. – отозвался на немой вопрос голос его брата.. Когда-то брата. Миссаиль выхватил вакидзаси, но морально столкнулся о спокойствие Ниртунуса, что лишь слабо улыбнулся, да так и замер а недоумении, слушая звуки улицы, шедшие через открытое окно. – Ты хочешь все знать, да? – Миссаиль осел, тяжело дыша, на пол.
- Отец всегда любил тебя. А не меня. Я был твоей тенью. И я знал, кто наш отец, в отличие от тебя… - недоуменный взгляд убийцы из Темного Братства маньяка лишь рассмешил. – Он был могущественным некромантом. И я знал, что придет время и он передаст «Том не-жизни» тебе, тебя изберет истинным наследником силы Майаров, нашего рода! – безумец сорвался на крик. – Но Мифический Рассвет… Я все понял! Они помогли мне! ПОМОГЛИ НАЙТИ СЕБЯ! И знаешь, его я убил первым? Твоего императора, Уриэля Септима! Надо же, его охраняли два солдата, баба в доспехах и вонючий заключенный, и ему, кстати, удалось уйти…. Они сделали меня оружием! Достойным родовой силы! Я сделал, что смог! И я превзошел тебя! – Миссаиль круглыми глазами глядел на возопившего безумца.
- Зачем… Зачем? Отец любил нас обоих! Ты безумен! Эти сектанты овладели твоим разумом! – воскликнул Миссаиль.
- Как и твои «братья» - твоим. Ты убиваешь ради золота и удовольствия. – рассмеялся он – и называешь безумцем МЕНЯ? – О, не спрашивай, откуда я знаю – моя семья не терпит тайн… Я не раскаиваюсь. Не прошу прощения. Я нашел себя… - договорить он не успел, ровно как и защититься – а может, просто не захотел, и Миссаилю показалось, что когда клинок испил крови брата, тот улыбнулся…
- Мы умираем… Вместе. – сумел прохрипеть брат, захлебываясь кровью из пробитого легкого, а в следующий момент на Миссаиля опустилась непроглядная вечная тьма, пришедшая ощущением легкого умиротворения… Он так и не узнал, что отравленная игла вошла ему в предплечье, и умер он почти мгновенно, приобнимая остывающее тело брата….

- Знаешь, Очива, а я ведь знал, что так будет. – произнес после долгого молчания Люсьен Лашанс. – С самого начала знал. Наш Отец мне поведал. – они с Очивой стояли на кладбище Чейдинхолла, у одной большой могилы, но с двумя надгробиями.
- Да? Может, стоило поручить этот контракт кому-то другому? Ведь он хорошо служил нам. – отозвалась ящерица.
- Какой контракт? Его не было! Я лишь… Закончил еще одну историю. Помог им. Подарил покой. Это была долгая история… Очень. – качнул Люсьен головой, слегка улыбаясь. – Жаль, род Майаров прервался…
- Не прервался. Взгляни-ка на малышку Антуанетту, как будет время… -хмыкнула Очива, и переглянувшись с Вещающим, они двинулись прочь от кладбища.
Этот день был таким, как и другие. Разве что странно солнечным, и при этом почти не жарким. Пели птицы. Свежие цветы на могилах кладбища быстро усыхали. Обычный день, ибо смерть здесь – обычное явление, к которому все привыкли. Никто не хочет жить вечно… Никто. Но загадочную историю братьев, что родились и умерли вместе, еще долго будут рассказывать полушепотом друг другу пилигримы в разных тавернах, и у каждого – свои варианты…
***

- А ты рассказал мне свой «вариант», дед? – спросил юноша у старца.
- Нет. Так и было, внучек. – ответил старик. – не спрашивай, откуда я это знаю… Или нет, это я расскажу потом. Ты же любишь истории, да, Скорда?
- Конечно, дед! Спасибо! Пойдем ужинать? – паренек просиял. Дед кивнул и погасил камин…
Все было хорошо.


Одной верой сыт не будешь" - так было сказано на последнем Папском конклаве, когда Родриго Борджиа стал новым понтификом, приняв сан и имя Александр, став шестым этого имени. Отбросив всякое лицемерие, новый Папа принялся всячески расширять границы и укреплять собственное влияние, в чём ему активно помогал его хитроумный и амбициозный сын Чезаре. Успешно преодолев кризис среди недовольных такой политикой кардиналов, Папа не забывал и об иной стороне власти понтифика - стороне коммерческой. Ах, Александр VI и не подозревал, как много грехов лежит на душах европейских монархов, как много знатных и богатых людей со слезами будет молить о прощении, на коленях рассказывая о кровосмешении, прелюбодеяниях, убийствах, обманах и прочих скверных делишках. Но Бог милостив, а Папа - умён, поэтому тяжбы с грешников снимались, а золото текло рекой в казну Ватикана, ведь индульгенция - шутка ли, прощение грехов! - вещица крайне недешёвая. Шли месяцы, а Папская область становилась всё больше, Папа - богаче, а у стен Собора Святого Петра стояли лучшие наёмники - швейцарские гвардейцы, венецианские кондотьеры, немецкие ландскнехты, а на площадях красноречиво маршировали английские лучники и французские странствующие рыцари. Папа намеревался пожить ещё немного, покрыв свое имя славой истинного боголюбца, а у таких всегда много врагов - приходилось всячески беречь свою жизнь, поэтому о скупости речи даже не шло. Так, спустя каких-то пару лет, Папа стал одной из ключевых фигур в Европе и ни один император, король или другой венценосный не мог быть коронован без его, Папы, благословения. Которое, естественно, тоже не предоставлялась по доброте душевной или из щедрости природной. Всё было хорошо. Курия процветала, а кардиналы - не жаловались, но в один прекрасный момент случился непредвиденный эксцесс - в Кальрадии прошли выборы Императора, который даже не потрудился обратиться к Его Святейшеству. Более того, Папе никто даже не сообщил - а ведь Кальрадия даже имела одного кардинала в Курии, о котором все давно забыли. Понтифик пришёл в ярость, а его гневный взор упал на Кальрадию. Дело требовало немедленного личного вмешательства, а посему Александр VI немедленно начал готовиться к личному визиту в Кальрадию - во главе своей армии, разумеется, дабы помочь новому Императору вернуться под крыло Ватикана, ну, а если он воспротивится... говорят, смерти правителей - обыденное дело, а кандидаты найдутся всегда. Перед самым отъездом Папа срочно отправил приглашение, от которого сложно отказаться, самому известному Инквизитору - Томасу Торквемаде. Тот, чуя что дело пахнет новыми делами, а как следствие - новыми деньгами, примчался в Ватикан словно на крыльях, а затем вся Курия, с Папой, половиной кардиналов, армией и Инквизитором выехала в Кальрадию. В Риме же остался Чезаре, у которого хватало забот - какие-то неугомонные любители острых ощущений повадились жечь башни, лазать по крышам и совершать редкие убийства городской стражи. Словом, за Ватикан Родриго не беспокоился - его ещё никто не подводил, ведь Бог - милостив, а Папа - нет.


Название:"Он тебя не бросит"
Вселенная: The Elder Scrolls IV: Oblivion
Описание: История двух друзей, которые навсегда останутся ими.

- Ты понимаешь, что это – конец? – вопрос получился на грани всхлипа, словно тот, кто его задал, подавился спертым воздухом. Хъялти ощутимо трясло, посиневшие губы на мертвенно-бледном лице нордлинга были плотно сжаты до того, что стали походить на тонкую нить. Крупные капли холодного пота, переливающимися в свете единственного факела градинками, стекали по его лицу, вискам, взмокшие длинные волосы паклей разметались по лбу, а голубые глаза вечно невозмутимого норда стали почти бесцветными. Топор в руке был сжат до боли в пальцах, кончики которых и так посинели. Матовое железное лезвие ходило ходуном, чиркая гранит стен. Душу норда трепало, как несомый ветром лист, что медленного, но неотвратимо падает с дерева в костер, и сохнет он еще в полете, словно бы окончательно убеждая самого себя, что выхода нет… А и смириться тоже нельзя. Казалось, свирепый в боях и веселый в гуляниях наемник сейчас сойдет с ума… он ведь знал, что их ждет.
- Мы все равно умрем… брат. – с надрывом акцентируя последнее слово, произнес ему в ответ Ирвинг, на удивление спокойным голосом. – Просто смирись и позволь своей душе достойно отойти в Совнгард! Не очерняй память предков трусостью! – крик эхом прокатился по крошечной комнатушке, а так же по коридору за ней. Да, Ирвинг старался выглядеть спокойным, но внутри все оборвалось… Каково же – последние мгновения жизни, которая толком-то себя и не показала? Горький ком подкатил к горлу, и скупая слеза сошла вниз, оставив на щеке горячую борозду. Позади, у стены, была свалена никому не нужная уже гора золота. Они подписали себе приговор, пойдя на разорение родового склепа Апиниа. В дверь вновь ударили, и под облаком вековой пыли имперец сумел разглядеть, что одну из петель вырвало с куском сосновой доски, насквозь прогнившей
Вздрогнувший норд лишь кивнул, и переминаясь с ноги на ногу, поднял топор над головой. Одарив друга детства последним взглядом, Ирвинг вознес оба своих широколезвийных меча, покрытых зазубринами сотен стычек и дуэлей. Они были готовы умереть? Да, несомненно. Но что, если остаться? Остаться назло! Кому? Богам? Предкам? Все они отошли на задний план, пред ликом зловещим всепоглощающей погибели, которую пробудили они сами, по глупости… Умирать – не страшно, это быстро… Но, побери их Сангвин, как же страшно ждать смерти, зная, что она за дверью! Нет, суета… И достойная смерть – глупо. Смерть есть смерть. И тебя никто не вспомнит. Время пришло.
Еще удар – и циклопические двери рухнули у ног товарищей. Орда восставших трупов, чей сон был потревожен, ворвалась в комнатку. Схватка была недолгой, и последнее, что видел Хъялти – это как голову Ирвинга твари оторвали от тела, и умываясь фонтанами крови, принялись пожирать прямо сейчас. Впереди нарастал гул, и крика норд уже не слышал…

Он остался. Всем назло. Но цену боги затребовали высокую. Слишком. Теперь Хъялти ничего не заботит. Он ждет у большого и светлого окна возвращения друга, не обращая внимания на все остальное. Пение птиц, вой ветра, солнце, телеги пилигримов – но Ирвинга все ещё не было… Не было, как и не было окон в подземной крипте часовни, где ждал товарища норд. Он этого не понимал… Да и зачем? Друг ведь не бросит его, правда?


Название: "Прощай, убийца."
Вселенная: The Elder Scrolls IV: Oblivion
Описание: "Последний день, убийца. Не хочешь раскаяться?"

В ночи пропоет твой кровавый клинок,
На Ситиса суд чью-то чистую душу отправив.
Ты – только пешка, тебя направляет Игрок,
Все чувства и мысли за гранью оставив.

Ты делать привык, привык жизни лишать,
За деньги, что кровью тех жертв окропились.
Не в силах Матроне перечить, не в силах решать,
Но сколько вопросов ненужных уже накопилось?

Ты – Тени дыханье, Дар темный извне,
С улыбкой по трупам идешь ты, от света скрываясь.
Отца шепот вторит: «Кровавого пиршества мне!»,
И ты повинуешься, в омут снова бездумно бросаясь.

Кто спросит тебя – для чего ты живешь?
И что ты, убийца, тому человеку ответишь?
Догматы, Семья? Что за глупая ложь!
Свой истинный путь ты уже никогда не заметишь!

Потерян навеки, в огне ты сожжен,
Запутан, отвергнут, раздавлен…
Но ты – не согласен, убийца, ты – убежден:
Что будет поступок твой каждый, да славен.

Как ночь черно сердце, в глазах – хищный блеск,
И жить уж лишь так – то мне вечная будет отрада!
В душе жил сомнений был яростный треск,
Когда новая жертва кричит: «Постой, погоди, друг, не надо!»

И ты крику внял, как я вижу, клинок опустил.
И шаг замедлён… твой Отец негодует!
Неужто ты сам у себя наконец-то спросил:
«А как жить иначе? «Иначе» ведь будет?».

Не будет уже… да и руки по самые плечи в крови,
Таким места нет в мире явном, живом и красивом.
Ты – лишь убийца, хоть даже в раскаянии душу на части порви,
Нет… сгинь, пропади, затеряйся в боли полных массивах!

Ты понял, в чем Суть, ты бросил Семью,
И Ситиса Гнев отогнавши,
Не станешь другим ты уже, точно тебе говорю…
Ведь завтра на плаху дружок, ты пойдешь, едва сон разогнавши!

Таков твой конец, как любого убивца!
Другого уже не нагнать, не достать.
Но помните все – найти надо счастливца,
Что понял себя без желания жизнь разбивать.


Название: "Путь ненависти"
Вселенная: The Elder Scrolls IV: Oblivion
Описание: Каждый, кто выбрал свой путь, обязан пройти его до конца, и если он не может - то погибает. Но что, если и сам этот путь ведет к погибели? Так произошло и с ассассином Темного Братства, очень перспективным и подающим надежды, который был поставлен перед выбором - идти или же оступиться и разбиться об острые скалы неведомого?

"Очищение"
Тогда не было еще ничего. Совсем ничего. А может быть, было? Теперь все это кажется таким далеким, таким… нереальным. Словно бы из снов. Сны… Как давно я не видел сны, кажется, я уже забыл, что это такое… Но тогда, когда не было ничего, все было иначе. Возможно, ты сочтешь меня безумцем, Иероним Лекс, но… Ты ведь не просто так пришел ко мне в ночь перед казнью? Ты хочешь знать, что было, и что, возможно, будет? Вижу, как ты боишься, Лекс. Вижу, как дрожат твои губы. Вижу капельки пота. Вижу нездоровый блеск в глазах… Неровное дыхание… Словно бы идеальная жертва… Хе-хе, полегче! Я не опасен. Или ты опять хочешь избить прикованного к полу узника? Нет? Тогда прекрати маячить и слушай! Иначе история с Филидой повторится… Бедный Адамус! Нет-нет, я не смею тебе угрожать, я ныне слаб и беспомощен…

***Неделей ранее***


Утро… Разве на чуде богов, именуемым Нирн, есть что-то более прекрасное, чем рассвет? Цветами из пепла Морровиндских ли пустошей, где смерть вечно борется с жизнью, дрожащим воздухом бескрайних ли барханов Эльйсвера, ледяными пейзажами сквозь голубоватый воздух Скайрима, где тень Глотки Мира прячет за собой солнце и обе луны…

Тем днем подобной красоты рассвет был и в Сиродиле – странный человек в черном костюме из вываренной кожи не жмурясь, глядел прямо на восходящее солнце, сидя на разрушенной башне форта Фарргаут, что выстроен близ Чейдинхолла, известного своей данмерской архитектурой в имперской обертке. Он глядел на это солнце, и мысли его существовали там, за гранью рассудка. Как, впрочем, и сам рассудок, коим Ситис давно и окончательно завладел, оставив лишь ненависть, в которой преуспели только те, кто, как это ни парадоксально, наделен разумом. "Так нужен ли такой разум, идя на поводу у которого учишься ненавидеть других без видимой на то причины?" – думал человек на башне, полулежа на начинающем прогреваться камне древней твердыни, сейчас являвшей собой лишь жалкую тень собственного величия, такого далекого, такого, как тогда наивно казалось, незыблемого… Лишнее напоминание того, что вечен только Ужас. И лишь мертвый найдет конец в его объятиях, оставив навсегда все то, что приводит к саморазрушению.

Этот камень, казалось бы, выцвел не от времени, а от впитанной с толщей веков мерзостью, которая пред его угрюмым, вечно молчаливым ликом и могучими сводами происходила, руками «существ разумных» творимая… Какая разница, отважный ли данмер ты, бретонец ли, чье тело пропитано духовной энергией, ловкий ли каджит или могучий же орсимер, если с детства ты идешь путем, заранее предопределенным тебе… чем? кем? А вот тут и совсем не ясно – Девятеро ли это, судьба или вообще глупость – как известно, каждый получит свое.

Меж тем, просторы Сиродила уже полностью согнали холодный полумрак рассвета и окутались мягким солнечным светом, играя всеми цветами радуги в капельках ночной росы, трепетавших на листьях обильных ягодных кустов и душистых полевых трав. Пение редких птиц услаждало слух путников, топчущих грубыми башмками пыльные тракты, как и легкий стеклянный перезвон корней Нирна у озер и речушек… Но были у Сиродила и опасности, которых за красотам просто не замечали – дикие звери у дорог, минотавры и огры в чащах, импы, уводящие в трясину, гоблины…

Не замечал их и человек на башне – у него были другие заботы, которые, словно яд, разъедали его изнутри… Все то, чего он боялся, произошло. Предатель. В Братстве! Это так… нелепо! Но ведь Люсьен Лашанс сказал… Люсьен! Его учитель, верный друг и заступник! Люсьен! Тот, кто подобрал его тяжелое время, помог раскрыть «таланты», принял в Семью и всегда тепло, со своей хрипотцой в твердом голосе любил говаривать, чуть криво улыбаясь: «Добро пожаловать домой…». Люсьен! Наш Уведомитель, Вещающий нашей Семьи! Его слова впервые пробудили в человеке сомнения, и если раньше их не возникало вообще, то сейчас осколки забранной Ситисом души терзались муками – предатель! Что такое – предатель? Кто? Приветливые близнецы, Темные Ящеры Тейнава и Очива? Прямой и открытый орк Горгон? Красавица-отравительница Антуанетта? Расчетливый и рассудительный Винсент, обучавший его, человека, всем премудростям дела Слуги Ужаса? Или же М’Раж-Дар, каджит-интендант Убежища который, хоть и открыто презирал человека, хоть и завидовал его успехам, но был верен Пяти Догматам? Или Телендрил, которой никогда не бывает в Убежище? Кто? Каждая мысль пронзала встречающего день на башне убийцы дикой болью, от которой на миг замирало дыхание, а с ним вместе – и весь мир, словно бы сквозь нечеткое стекло плывущий в глазах недавнего Душителя… Но почему Люсьен Лашанс не заподозрил человека? Почему глава Темной Руки так ему доверял? Лицо человека словно бы застыло незыблемой гримасой безмятежности, пронзительно-синие, явно бретонские, глаза не моргали, но по щеке, попав в желобок старого черного шрама, прокатилась почти незаметная слеза. «Это дождь». – сказал человек, не двигаясь, словно оправдываясь перед самим собой. Но кого он хотел обмануть? Все изменилось. И прежним никогда не будет. «Это дождь!» - громче сказал человек, и по щекам стыдливо сползли еще несколько кристалликов слез. К горлу подкатил ком. Предатель! Нет, да быть того не может! Люсьен ошибся! «Люсьен никогда не ошибается.» - прозвучал в голове человека до тошноты честный голос. Человека учили ненавидеть за все – за идеалы, за слова, за… Да за все! И человек ненавидел. В контрактах он упивался криками и болью агонизирующих, ни в чем не виноватых жертв. Путь ненависти, как и было предсказано, завел его в тупик. Кем предсказано? Рвущимися где-то в груди нитями, нитями, что связывали две половины жизни, «до» и «после». Громоподобный раскат, непередаваемо-громкий треск мыслей, куда-то улетающих вместе с верностью и ненавистью, взамен оставляя только боль… боль, которая горечью наполняла все естество человека, рука которого вот-вот должна положить конец всему, разделить его жизнь, и без того похожую на лоскутный эльйсверский ковер, теперь уже на три части… Без возможности вернуться.

Человек тряхнул длинными волосами, собранными в серебристо-белый хвост, совсем как у Люсьена, гордо поднял голову прямо на солнце, которое уже начало припекать, словно бы разделяя чувства человека, сочувствуя ему, но в то же время как бы говоря: «Никто не виноват… или виноват ты?», а затем дрожащей в рукой в истерзанной, потертой и дырявой перчатке, той самой рукой, что отправила на пиршество Отца Ужаса и Матери Ночи множество невинных душ, надвинул черный, с синеватым отливом капюшон на лицо и, глубоко вздохнув, скрыв сим от взора всевышних свой полувсхлип поражавшей его, как Корпрус поражает неосторожных исследователей Вварденфелла, слабости, принялся спускаться с едва стоящей башни. Быстрый, как ветер. Легкий, как перо. Тихий, как тень. Как учили его в Семье. Как учил Винсент. Как учил Тейнава. Ученик всегда идет дальше учителя. И человеку предстояло это показать.. первый, но далеко не последний раз. Мягко коснувшись подошвой сапог мягкой, рыхлой почвы, поросшей у подножия форта редкой травой, словно плешь, человек поправил накидку – подарок Очивы, сглотнул, протолкнув куда-то к пятам, ком, оставивший что-то соленое – не иначе, «дождь» - и быстро, как только мог, побежал, не разбирая дороги, к высившимся на горизонте, крепким городским стенам Чейдинхолла – города спелых яблок, огнем лета не дающим пропасть зимой, которая, к слову, здесь вполне теплая. Казалось, город был далеко, но расстояние никогда не мерялось милями, а потому оно оказалось больше, ведь несмотря на быстрый, легкий бег, ему еще никогда не было так трудно приближаться к такому родному Убежищу, в котором его всегда примут… принимали. Всему есть конец. Сморгнув желтую разливающегося, словно физически, по всему телу, пелену гнева с синих глаз, бретонец вихрем влетел в распахнутые городские ворота, едва не уложив на лопатки рослого стражника, который прокричал ему вслед что-то про «отца-алкоголика» и «подростков-беспризорников», но услышан так и не был. Солнце жгло просто нещадно. Наступил полдень. Воздух дрожал, а у фонтанчика с пресной водой толпились горожане, стремясь найти место получше. Человек еще не скоро осознает, как он был глуп. Еще не скоро осознает, что он был частью большой игры.. к сожалению, пешкой, которую совсем не жаль сбросить с доски даже просто так. Разве было тогда время думать об этом? Нет, совсем нет…

Дверь в заброшенный дом отворилась, своим приятным скрипом словно приглашая вошедшего погрузиться во тьму, едва-едва рассеиваемую трепещущем огоньком зачарованного факела, который никогда не сгорел бы. Этот огонек словно бы пытался покинуть свое место, как бы хотел спрыгнуть и легкой поземкой утечь прочь, но некая сила не отпускала его, и едва-едва он разгорался, выпрямлялся, как вновь был безжалостно согнут, и продолжал покорно подрагивать, отражаясь бликами в синеве бездны, которая открылась в глазах вошедшего. И, словно как всегда – но теперь шаги давались ему тяжело, несмотря на осознание того, что ему нужно выглядеть не таким напряженным…
- Каков цвет ночи? – грозно вопрошала вечная тьма, затворенная в гигантскую каменную дверь с жутковатой гравюрой.
- Кроваво-красный, брат мой. – осторожно ответил бретонец, даже не заметив, как на конце фразы его голос сел, осип, растворился в древнем камне.
- Добро пожаловать домой. – ответила тьма с хрипотцой, которая так некстати напомнила человеку Люсьена… словно бы вот он, стоит пред его ликом, криво улыбаясь из-под капюшона.

Согнав наваждение, бретонец проник в Убежище, даже не услышав, как многотонная дверь открывалась и закрывалась, кроша камень о камень. Очищение началось. Словно бы оказавшись здесь впервые, убийца двинулся в столовую, промочить горло, и совсем потерял дар речи, когда увидел обедающего Горгона.
- Здорово, брат! С возвращением домой! – чавкая, ответил орсимер, затем облизал клыки и оглядел стол в поисках фруктов или рулетов.
- Не это ищешь, здоровяк? – нарочито-весело произнес человек, достав из сумки и подбросив в руке наливное яблоко, позаимствованное у Люсьена в бочке, где, помимо яблок хранились вырванные человеческие сердца, глаза, а так же паслен, пузырьки с непонятными субстанциями и еще много разных вещей… Яблоко было таким спелым, оно так играло медовым отливом на почти прозрачной шкурке, так душисто пахло, что огромный Горгон, как ребенок, закивал, а затем, пустив по клыкам вязкую слюну, протянул руки к лакомству. Коротко рассмеявшись – что больше походило на детский плач – человек вложил яблоко в зеленую ладонь, и тут же хотел сказать, закричать: «Нет, Горгон, не ешь, брось!», но из горла вырвался лишь жалкий стон, и человек замер, беспомощно наблюдая, как его брат с аппетитным хрустом откусил сразу половину, как замер в недоумении, как изо рта орка полезла пена в тот же миг, как он захрипел, забился, засучил огромными ножищами, опрокинув стол, как вдруг обмяк, умиротворенно всхлипнув, так ничего и не успев понять… Горгон был мертв, и глядя на его безжизненное, скоро остывающее тело у своих ног, человек на миг вспомнил о пути ненависти, о том, что его братья – всего лишь жертвы, новые контракты…

Так он думал лишь до тех пор, как вошел в спальную комнату, где лохматый каджит М”Раж-Дар в своей изумрудной мантии копался в сундуке. Дверь с грохотом захлопнулась. Сидящая фигура резко обернулась, но вместо привычной остроты или оскорбления кот вдруг словно ударил человека головой о стену:
- А, это ты, брат. Знаешь, я был груб с тобой, но я это не со зла… Прости меня если сможешь… Мы можем быть друзьями? Я ведь правда… Я не думал… А ты мне даже не отвечал… – запинаясь и смущаясь проговорил М’Раж-Дар, поднявшись, а затем протянул когтистую лапу бретонцу. К горлу человека вновь подкатил знакомый, тошнотворный ком и он, совершенно не ожидая, отвел взгляд в сторону, старясь не глядеть в такие живые, настоящие и искренние глаза каджита.
- Да, конечно, брат… Я и не злился… И прощать не за что… - взяв лапу в ладонь, бретонец притянул кота к себе, словно желая обнять, усыпляя рефлексы, а потом… М’Раж-Дар даже не вскрикнул. Он так и умер, успев лишь едва приоткрыть пасть… Розовый язык беспомощно вывалился, а человек легко оттолкнул еще пока теплого и пушистого брата от себя, ловко выдернув кинжал с потертым лезвием прямо из кошачьего сердца, что еще полминуты назад отсчитывало удары казалось бы, бесконечно долгой и наполненной событиями жизни этого дитя Эльйсверских пустынь. Несколько капель крови брызнули человеку на щеку, но он, отерев кинжал, более не пошевелился, неотрывно глядя на мертвого, чья шерсть красиво лоснилась… Крыс, питомец Убежища, чьего имени человек даже не помнил, подсеменил робко к трупу кормильца на коротеньких лапках, горестно, жалобно пискнул и уткнулся мокрым носом в пушистую щеку.

Будучи не в силах больше смотреть на плод своих деяний, человек гортанно простонал, и быстрым шагом направился в холл, прямо на пути столкнувшись с красавицей Антуанеттой-Мари, которая, как и всегда, смущенно улыбнулась, но вдруг нахмурилась и ничего не говоря, приподнялась на цыпочки, чтобы утереть кровь с его, человека, щеки, даже не зная, кому эта кровь принадлежит. Тут все привыкли к смерти. Здесь ею пахло. И кровь никого не смущала. Позволив ей шелковым платком себя вытереть, бретонец ласково взглянул в ее искрящиеся бесконечной нежностью глаза, а затем подарил ей вечный сон одним коротким движением, оставив её на полу, захлебываться собственной кровью из перерезанного горла. Под ней медленно растекалась красная лужа, частично впитываясь в слой грязи между камнями, не слишком ладно подогнанными друг к другу. Как ни странно, но убив Мари, он даже не каялся, ибо несмотря на нежность, ему всегда было чуждо её непонятное лицемерие, такое же ядовитое, как ее вытяжки из трав и ягод. Человек умер еще там, в подвале форта Фарргаут, где Вещающий приказал провести Очищение, а сейчас совершенно забылся, словно бы глядя на себя со стороны.

Телендрил, кажется, поняла, в чем дело, но ей это помогло мало – магические путы голубоватой дымкой убивали ее медленно и бескровно, размеренно удушая прямо в холле, у входа – она только что некстати для себя вернулась в убежище. Эмоции были подавлены, и когда босмерка упала на ковер, человек мало походил на человека – бледная марионетка, тень, оружие… И только.

Очива и Тейнава – Темные Ящеры из Чернотопья, близнецы, умерли, как и было предсказано, «в один час» - во сне, на своих кроватях, зарезанные все тем же кинжалом, на котором еще не высохла кровь М’Раж-Дара. Их смерть была самой тихой. Счастливцы.

Остался лишь Винсент. А его убивать было тяжелее всего…
- Я верил тебе. – тихонько проговорил Валтьери, лежа на своей каменной опочивальне и глядя испепеляющим, полным ненависти взглядом красных глаз на бретонца, который держал над ним связку чеснока.
- Я знаю, Винсент. – почти беззвучно ответил человек. На миг Винсент показался ему совсем юным, словно и не было у вампира за плечами сотен лет тяжелой жизни, живым и здоровым…Но истина его сгорбила, сделало свое дело и время, бесконечным грузом несбывшихся надежд превратила в жалкое подобие того Винсента, что жил когда-то… Больше человек не произнес ни слова. Он сделал то, чего та жаждал Ситис. Он сделал то, чему его учили мертвые ныне братья, и все вернулось на круги своя – ненависть вечна. Ненависть вездесуща и всепоглощающа. Она вернулась. Человек и думать забыл о том, что было на башне форта. Переживаний не было. Они сгорели в тот момент, когда в снежно-белую шею Винсента вошел кинжал, пролив его кровь на камень. Горящие красные глаза погасли и закрылись. Все было кончено. Человек оболгал сам себя. Он избрал свой путь уже давно. Путь ненависти. И он будет идти до конца. Убежище было им покинуто тотчас. Но он не учел одной мелочи…

***Настоящее время***


Я не учел одной мелочи, Иероним Лекс. И теперь я тут. А ты глядишь на меня, ухмыляешься… Знаешь, что я не опасен. Но… ты прощай, Лекс. Ступай к Ситису. Он ждет тебя. Теперь ты мертв, Лекс. Я вскрыл тебе горло твоим собственным ключом, которым ты пользовался так неосмотрительно… А я – жив. Я покину это место, вырезав всех, кто встанет у меня на пути. А знаешь почему, Лекс? Потому что Братство зовет меня, и Мать Ночи требует, чтобы я вернулся на свой путь. Моя Семья вечна, как и то самое чувство, в котором преуспели только люди – только они достигли таких успехов в самоуничтожении. А что – я? Я не отличаюсь от них. Веры, идеалы, стремления… Неужели ты в это верил? Люди живы только благодаря ненависти. Умирают все, но те, кто не умеют ненавидеть – умрут раньше. Ничего больше нет. И отрицать это – высшее проявление глупости. Жаль, что я понял это не сразу. Мы заболтались, да… Мне надоел твой труп. И мне пора, Лекс. Передавай мой привет Филиде… Шеогорат вас подери.


Название: "Уд срамной" или как дворяне поспорили.
Вселенная: Ориджиналы
Описание: Так вышло, что на балу повздорили двое горячих дворян, один из которых питает нездоровый интерес к чужим матушкам...

Город Петербург, бал у полицмейстера.


Музыканты играли знатно. Хотя Евгению Преображенскому было все же тяжело определить, что играло знатнее – музыканты, али выпитое вино пополам с водкой. «Смешай!» - говорили они. «Чудный напиток!» - говорили они. Тьфу на них! Молодой, кровь с молоком, уд свербит – вот и послушал, намешал, нектар перевел, а выпил – что усы облизал, да только тут и сего было достаточно, чтоб буйный молодой организм в лице (ежели чресла таковым можно назвать) того самого уда не потребовал своего, и Евгений, подняв воротник своего двубортного пальто и дыша на весь зал перегаром, двинулся в поисках любви вечной и неземной (минимум часа на полтора, пока опочивальни для гостей свободны). Пританцовывая при том, аки одноногий фельдфебель гвардии, коему шрапнелью колено прострелило, то и дело валил Евгений тех, кто по несчастью, на дороги попадался. Некоторые отходили, воротя напудренные носы, а некоторые, постарше – понимающе кивали, ибо видели, что так развезло дворянчика, да при взгляде на него вспоминали молодость лихую, когда на таких вот балах, да… Ух! Срам-то какой, стыдно вспоминать…! Однако, Евгению сегодня везло мало. Едва наметив девку-гувернантку, коей не стыдно и подол задрать (как бы только срамную болезнь не подхватить – говорят, одному аристократу из Твери уд-то оттяпали, тогда как он охоч до молодых гувернанток был, да после одной – всего фурункулами посыпало, а чресла и вовсе почернели), он оступился и плечом задел надменного тонкого аристократа, который, счихнув пудру с выбеленного носа, напоминавшего штык мушкетный, схватил Евгения за локоть и поставив пред собой, гневно возопил, метая очами молнии:

- «Сударь, вы изволили меня задеть! Я требую, требую немедля извинений от вас! Сейчас же, а не то я…» - тут он тяжело задышал, поперхнувшись собственной яростью.

- «Фи, шельма! Фи, к черту!» - дыхнул ему в лицо забористым перегаром Евгений, вырывая руку так, что перчатка, зацепившись за аккуратный ноготок, осталась в ладони тощего, который побагровел так, что стал одного цвета с красной манишкой на груди. Котелок его упал на пол.

- «Сударь, да вы... вы… вы – уд срамной! Фекалия-с песья! Немедля я требую сатисфакции! Я вас накажу, будете место знать!» - выплюнул, словно яд, дворянин эту фразу.

- «Урядник! Урядник! Как бы сей мужеложец от натуги не опрастался!» - на свой лад рыкнул Евгений, зовя жандарма. На лице пьяного вдрызг молодого человека явственнно проступила улыбка.

- «Меня – мужеложцем?! Да я вас, сударь, аки гуся – на шпагу, да я…» - надломленный, противный фальцет заставил еще нескольких почтенных гостей обернуться.

- «Ну точно – мужеложец! Чтоб батюшке вашему горшок ночной под ноги попался!» - дворянин после этих слов перестал краснеть. Теперь он бледнел. Жутко.

- «Да знаете ли вы, что я с матушкой вашей делал? Да я… я… Уд ей показывал, вот! Я вызываю вас на дуэль, требуха слоновья! Здесь и сейчас.» - черта была преступлена. Точка невозврата – пройдена.

- «Так вот отчего старушка на один глаз ослепла… Хорошо, любитель чужих матушек, какое оружие ты выбираешь?» - перешедший на «ты» Евгений от такой наглости даже слегка протрезвел.

- «Шпагу, сударь! Любо мне вас нанизать…» - сказал и тут же осекся дворянин под смешками в зале.

- «Отлично. Я выбираю пистоль! Никаких секундантов.» - широким движением Евгений извлек из-под полы колесцовый пистоль, который, разумеется, уже был заряжен.
Люди как по команде разошлись в разные части большого зала, подпирая стены, а высмеянный дворянин, яростно пуская слюни по небритому подбородку, достал, естественно, не шпагу, а свой пистоль, тоже заряженный.
Евгений лишь хмыкнул, когда они стали спина к спине. Разошлись. Развернулись, и… Евгений опустил вскинутый пистолет, так удивив тощего, что тот даже не выстрелил, а так и замер.

- «Знаете, что, сударь, матушек любитель? Не любо стрелять. Фи! Я – гигантский Ананас! Ананасом быть мне любо, и с зеленым хохолком… А знать и ведать не желаю, висеть на дереве хочу-у…!» - размахивая пистолем, что вызывало оханье дам, Евгений пустился в пляс, хлопая себя ладонью по ягодицам. По толпе прокатился смех.

Тут надо сказать, что тощий дворянин совсем потерял нить события и просто спрятал пистоль в пальто, решив, что противник либо совсем пьян, либо напуган так, что уже можно радоваться победе. Но честь… Нет, такая победа – не для него, Эраста из Москвы, гвардии подпоручика, ветерана Заграничного похода русской армии…
Додумать свои титулы он не успел. В зале раздался оглушительный выстрел, все заволокло дымом, а круглая пуля вошла в точнехонько живот, вырвав кусок кожи, порвав кишку, да и застряла в позвоночнике, раздробив два диска и перервав спинной мозг. Додумать свои титулы он-то не успел, а вот удивлению его не было предела, и рухнул он лицом вперед, оставшись в луже смердящей крови, что медленно растекалась по досчатому полу. В зале завизжали, заохали, забегали…

- «Тоже мне… Уд он показывал… Селезенка жабья, язви холера его зад!» - проговорил Евгений, пряча пистоль и выходя из комнаты аккурат через убитого, которого даже не переступил, а старательно по нему прошелся, хрустнув каблуком на шее, при том стараясь не испачкать ботинки в порченной крови. Определенно это был хороший вечер, думалось вышедшему на свежий воздух Евгению.
Жаль, что до гувернантки дело не дошло!


Название: "Степные врата"
Вселенная: Исторические события
Описание: Описание:
С вольными казаками и холопами престола Московского воевода Даниил Адашев высадился в Крыму. Каким же будет боевое крещение для стрельцов, вчерашних крестьян? Какой будет первая сеча?

Крым… Лихое место. И люди тут жили лихие. Татары. Жестокие, беспринципные степные стервятники, без устали кружащие в поисках добычи, которая не способна за себя постоять. Добычи, которая не извернется, чтобы укусить налетчика за шею в последнем рывке отчаянной злобы, собранной в кулак и вытекающей скоро сквозь слабые пальцы. Однако здесь, в Крыму, татары совсем расслабились – кто же посягнет на их покой в самом сердце мертвой степи, где ветер шлифует черепа несчастных путников под злым, неприветливым солнцем? Так думали татары, и не знали, что, обойдя перешеек, на полуостров уже ступила нога человека, длань которого крепко схватит подлецов за их загривок, заставив трепетать от страха.

Сотни стругов с глухим ударом уперлись в песчаный берег, оставив позади спокойные воды теплого моря, а с них хлынули на мягкую землю, залихватски посвистывая, вольные казаки - веры Православной витязи, а за ними - холопы боярские, не боящиеся сложить живот за государя и Московию. Были там и стрельцы, полки новые – смерды-землепашцы, что за звонкие алтыны взяли пищали да порох со жребием, а опосля пошли послужить Иоанну Васильевичу, царю первому на Руси. Последними со стругов спрыгивали бояре, все как один – крепкие, загорелые, с бритым челом, в дорогих бронях, коие не всякий русский мастер сработать может. Холодные, но такие для служилых людей родные звуки стали, вынимаемой из ножен, наполнили морской соленый воздух, веселый смех воинов с ним смешался, а через пару часов, когда все восемьдесят сотен воев стали лагерем на ночь, все звуки стали сплошным гвалтом, из которого ветер вырывал изредка одиночные ржания и пофыркивания испуганных лошадей, которых поили после тяжелого перехода морем. Ох, и намучились тогда с ними! А без них, красавиц муругих, нельзя никак – это смерду с пищалью лошадка ни к чему, а казаку она – лучший друг, без нее он уже и не казак, а так, вой рядовой. За приготовлением лагеря следил он, воевода государев, Даниил Адашев, который и привел сюда молодцев – татарву подлую к ногтю прижать, да и османам силушку показать, чтоб не расслаблялись, забывая про Москву.

Лучи предзакатного солнца красиво играли на пластинах его зерцала, надетых поверх легкой кольчатой байданы и душного куяка, сверху выступал голубой, с золотым шитьем, воротник ездовой ферязи. На мясистых пятернях блестели золотом дорогие перстни с каменьями, а на запястье, серебром – браслет боевой, тетивой изнутри истертый и расцарапанный. Просторные шаровары были убраны в высокие сапоги с задорно загнутыми кверху носками, а опоясался воевода добрым поясом с саблей кривой, красивой – дар царский – и серебряной ложкой походной. На заросшей длинным и густым волосом же голове был изрядно мятый стеганый подшлемник, а на нем – острый шишак с бармицей, наполовину закрывшей лицо. Жарко, то спору нет, однако ж, коли жить хочешь – и не так укутаешься. Сабли было ему мало, а потому не побрезговал он взять и оружие холопов – бердыш крепкий, лихое и удобное оружие, коим спордручно биться как супротив конного, так и супротив пешего, да и учиться долго не нужно – топором не брезговали владеть и иные князья, а ремесло делом было почетным даже среди сильных мира сего.

Степь приняла русских ратников – приняла с опаской, словно бы прицениваясь, изучая осторожно, как бы интересуясь – а кто эти лихие вои, чего они ищут в полях бескрайних, злых да враждебных? Славы ль, богатства ль, али просто царю-батюшке служат на совесть? Ночи было мало, а потому степь проявила себя лишь на пятый день. Обоза не было, все сотни шли налегке, всадники держали рогатины у седельных петель, пешие несли пищали пудовые на плечах,и кафтаны красные, стрелецкие, растянулись на несколько верст одной толстой линией – небесный росчерк на грешной земле с высоты птичьего полета. Но умиротворенному ходу пришел конец – шедший первым воевода первым столб пыли и заметил, рукой приказал головной рати остановиться и рогатины к удару изготовить. Однако через момент стало ясно, что столб один. Дозорный! Торопится, шельмец, видать, важное что-то.

- Татары, боярин, псы смердючие! Татары, боярин! Пять верст! Несколько сотен! Эх, боярин, конька-то загнал… - привстав на стременах, закричал казак-дозорный, потрясая чубатой взмыленной головой. Шапку потерял, видать.

Даниил Федорович наконец-то смог разглядеть гонца, увидал, как по его челу струится пот, как хрипит конь, как блестят молодецкие глаза… Донес весть!

- Любо, казак! Хвалю! Напои коня, поешь и отдохни – выслужил. – мягко сказал ему воевода, а затем повысил голос – Рать! Строй! Стрельцы с пищалями – вперед, казаки – по шуйцу, холопы и бояре их – по десницу! Вдарим безбожных так, чтоб в море скатились! Фитили запаливай! Пороху досыпай!

Все восемьдесят сотен, по которым в минуты прокатился приказ, радостно загудели – хочется удаль показать, косточки размять, за Веру постоять. Войско пришло в движение – торопящиеся стрельцы скоро построили нестройные цепи, уперли бердыши подтоками острыми в почву, уложили на лезвия тяжлые пищали, зажгли толстые фитили. Всюду свистели, гикали, кричали и славили царя. Кто-то поднял над воинством хоругвь с суровым ликом Христа. Казаки в ответ на это вскинули вверх сабли, грохнули «Ура!», а потом затянули на разные голоса песню, да на удивление складно. Холопы в кольчугах и куяках скоро заняли и свое место, изготовив редкие луки. Началось ожидание - самые тяжелые минуты. Перед боем, перед сечей смертной. Хотя то не сеча, ежели не сам хан Девлет, то стычка малая, однако ж, татары воевать научены, а стрельцы – пахари и бортники вчерашние, ворогов ни разу не видавшие. Много их, как бы не побежали… Страх черным шлейфом может окутать их, как только татар увидят.

Увидели. С холма скатились с дикими визгами сотен шесть басурман на невысоких степных лошадках, однако в дорогих доспехах – юшманы да бахтерцы с мисюрками. Конечно, они были обречены, однако останавливаться уже было поздно, а потому они вдруг рассеялись, вскинули луки… «Тен-н-нь!» - пропели тетивы, и черная туча оперенных смертушек взвилась в небо синее, да тут же на витязей Христовых и осыпалась, собрав первую кровавую жатву. Казаки гневно завопили, холопы вяло отстреливались из луков, иногда раня коньков татарских. В переднем ряду стрельцов образовалась изрядная просека, а сухая земля впитала первую кровь. Перепуганные смерды отвечали одиночными выстрелами из пищалей – от страха, ибо с такого расстояния картечь не могла причинить никакого урона даже бездоспешному. Но никто не побежал. Видать, знали, что лучше так погибнуть, чем в полоне скотом стать.

А татары же, видя успех, и видя бездействие русских, приободрились и плотной конной лавой ринулись на поредевшие ряды смердов сразу после второго залпа, опуская недлинные пики на врагов. Грозная сила. Сочли пищали бесполезными… Сажени стремительно таяли, и вот… Возглас воеводы просто исчез в страшном звуке, рвущем небо и сотрясающим землю. Сотенное «Да-да-ах!» слилось в сплошной раскатистый гул, стремительно набравший апогей, а перед стрельцами, которые и сами опешили, все заволокло дымом сизым, сокрыв на минуты поганых.

- Бердыши! Готовьсь! – рвал горло Адашев, резким движением дернув саблю из ножен и ногами послав коня туда, в облако дыма, которое стремительно таяло, обнажив ужасный вид кровавого месива, в которое от залпа превратились сразу сотни четыре басурман. Оторванные члены, побитые лошади, умирающие – все это картечь! Ладные игрушки – пищали! Оставшиеся просто впали в ступор, не пытаясь ни бежать, ни драться – они впервые видели силу пороха с такой стороны. Османы, их господа – те стреляли из тяжелых пушек, а не из тонких железных палок! Но резня не началась.

- Ал-л-ла! – опомнились татары, схлестнулись с лавой казаков, смешались с нею, а вперед всех в сечу самозабвенно ворвался сам воевода, саблей отводя татарскую пику в сторону. Та чиркнула по пластине зерцала, а Адашев уже, наклоняясь влево, легко повел лезвием по незащищенному боку татарина, раздирая плоть и обнажая белые ребра. Вихрем несясь меж воями, он лихо рубил направо и налево, отдав сече себя всего, сгоряча не чуя, как ему рубили куяк, нещадно портя пластины. Р-раз – и полетела голова поганого на землю. Р-раз – молодецкий удар развалил от плеча до пояса басурманина. Р-раз - и лезвие вошло нехристю в живот. Хорош воевода, молод еще, горазд рубиться наравне с холопами, себя не жалея!

Сеча была славная, над ней повисло туманом кроваво-пыльное марево, да вот казаков было больше намного, а там и холопы подоспели. Передовой отряд татар вскорости перестал существовать, как будто бы его и не было. Выше вскинулась хоругвь с иконой. Не жалея голоса закричали казаки, свистя привычно и вставая на стременах, вскинув сабли, на которых не высохла татарская кровь. Выли холопы. Но пуще всех веселились и вопили стрельцы – первая победа, самая сладкая для крестьян. Первая, но не последняя, и вскорости эти смерды станут хребтиной царского войска.

- Ставь лагерь, мужики! Убитых хорони! – встал в седле Даниил Федорович. Глаза его горели. – Вестимо, приветил нас Крым!

Крым и степь приняли русских. Впустили. Доверили. Так и начался славный поход воеводы Адашева, из которого приведет он полон освобожденный, добычу большую возьмет, да поганых до смерти застращает так, что детей его именем пугать еще долго крымчаки будут. Вечна в веках слава русского оружия!"]
M&B Status:
Offline
Reputation point: 113

Добавлено спустя 54 секунды:
Информация : Отдельный пост для пользователя в ассоциации. Причина создания - великий объём сообщения, вылезающий за рамки правил.
Lucien_Lachance : Image
Информация об авторе: Контакт Fianna: Lucien_Lachance
Творческий псевдоним: Бородатая Змея
Человек, который неоднократно был лидером фракций Persistent World, Feodal World. К нему обращаются с просьбой оформить сюжет фракции, составить историю для старта РП на сервере. В общении приятен. Не вызывает отрицательных эмоций.

ImageНазвание: "Самообман"
Вселенная: Шерлок (BBC)
Описание: А что, если не было никакого плана? А что, если его "тринадцать версий с кодовым названием" - всего лишь глупая шутка? А что, если он не блефовал?

- Гениально. Нет. Идиот. – выдал бессмысленную парцелляцию Андерсон, щелчком пальца по кпопке на пульте выключив проигрыватель. Телевизор мерзко мигнул синим экраном с помехами, зашипел. Сзади раздался смешок.
- Вот так все и было. Проще, чем ты думал. До встречи, Андерсон. Передай кассету Джону. – затянув на шее шарф, Шерлок изобразил улыбку, развернулся на каблуках, заставив скрипнуть старые половицы, а затем стремительно вышел за дверь, потерявшись в длинных полах пальто, делавшего похожим его на тощую летучую мышь с гипертрофированным позвоночником.

Дверь захлопнулась. Андерсон опустился на диван, задумчиво крутя в руках кассету. Его мечта сбылась. Кумир не погиб. Может, это сон? Да нет… Телевизор продолжал шипеть.

***Запись***


По комнате ходил человек. То есть не совсем. Это был Шерлок. С замотанной бинтом головой. Со скрипкой. Ненужный инструмент вскоре был отложен, прямо на пол, а Шерлок, одернув пиджак, опустился на единственный в комнате стул. Эта занюханная комнатка совсем не походила на ту, в которой он жил в квартире на Бейкер-Стрит. Запись началась. Впервые Холмс заставил себя сидеть неподвижно, не дергаясь и не слоняясь так, словно бы весь его могучий интеллект искал выход прямо сквозь кожу. Казалось обычно, вот-вот – и детектив превратится в гейзер, поливая всех своим IQ. Гений гениален во всем, и как выяснилось теперь – порою гениальность граничит с шизой. Наконец он начал говорить:

- Я не знаю, зачем я это делаю. Это так же лишено смысла, как и знание о том, что Земля – круглая. Но, тем не менее, я решил отвести душу и записать это. Все знают, что мой мозг разбрызгал дедукцию по асфальту, найдя счастливый способ покинуть тесную для моего гения черепную коробку. Всё это было на глазах у десятков людей, в том числе и у Джона. Они видели падение. Надо признать, падение довольно нелепое, мне даже стыдно – я на секунду даже поверил, что и впрямь разобьюсь. «Ага!» - скажете вы – «Значит, ты и впрямь прыгнул!». Прыгнул. А что мне оставалось? Позволить киллеру загнать пулю Джону в загривок? С чего бы я стал жертвовать собой ради «среднего умишки»? Он ведь даже не был моим другом. Или был? Я не знаю. То есть, я знаю, но… Черт возьми, я не думал, что при разговоре вслух с самим собой у меня начнет заплетаться язык. Я делаю это для того, чтобы объяснить самому себе то, что я остался жив. Это не было блефом. Это не было игрой. Когда пуля разрушила воспаленный мозг Мориарти, я понял, что блефовать здесь не стоит. Игра в одни ворота. Билет в один конец. Почему-то я знал, что не умру. Но как это может знать человек, чью голову потом старательно отскребали от мостовой? Абсурд. Голову я и впрямь разбил. Но не до такой степени, как показалось Джону, который держал «мертвого» меня за руку. Все крайне просто. Нет, не просто. Это везение. В моем уникальном мозгу в мгновения пролетают миллионы мыслей, они выстраивается в цепочки… И я до сих пор не осознал, что в этом мире существует что-то, кроме логики. Я не объясню вам, как я выжил. Это находится за гранью моего понимания. Я видел, как велосипедист сбил Джона. Я видел, как он упал. А я – летел. Навстречу серости. За Мориарти, чья душонка не спешила в Ад, а хохотала до слез, глядя, как я пингвином падаю вниз. Медленно и печально. А потом я помню рывок. Удар был страшным. Наверное, Дарвин - лишь напыщенный индюк с лицом шимпанзе, а чудиковатые люди в рясах, твердящие что-то о всемогущем старике, который сидит на облаке, свесив ноги в сандялиях – правы. Надо заметить, что, как выяснилось, «меня» хоронили в закрытом гробу, а тело Мориарти бесследно исчезло. Не нужно быть мной, чтобы понять всю суть. Пускай это звучит, как бред, но Майкрофт всегда умел подобрать актерский состав. Это черт знал все заранее! Знал все, кроме одного – что я выживу. Я не знаю и не хочу знать, сколько он им всем заплатил, чтобы похоронить Мориарти вместо меня таким образом, что об этом не прознали журналюги. Под моим именем. Теперь этот гад лежит под моим надгробием, а я – сращиваю ребра, переживаю тяжелые операции на мясницком столе и лечу сотрясение мозга. Проклятье! Я помню удар. Я говорил – он был страшным! Страшным… Я, наверное, должен помнить, как развевались полы пальто, как я в них вцепился, как я чуть не сломал руки еще в полете… как меня рвануло вверх перед самой землей! А потом я упал… Но почему они инсценировали смерть? Почему похоронили меня, не сказав Джону? Потому что риск никуда не делся. Я должен был умереть, чтобы они жили. И я умер. Подозреваю, что на пару лет – точно. Надеюсь, вы все поймете. Надеюсь, я все пойму. И, похоже, мне нужно новое пальто… Ему, в отличие от меня, не повезло. Зато оно меня спасло. Или это все же был старик с облака? Вот умру по-настоящему – тогда и узнаю. Надеюсь, я смог объяснить вам, почему на мне нет двух метров земли. Надеюсь, ибо себе – нет.

Запись прервалась шипением помех. Все было тихо. Умиротворенно. Непонятно.

***Эпизод в коридоре***


- Шерлок, ты расскажешь мне, как ты это сделал? Как ты выжил? – спросил Джон, нервно сглотнув слюну.

- Скажи мне, Джон, а ты веришь в Бога? – задал встречный вопрос Шерлок, готовясь выходить к толпе. Дурацкая шапка охотника на оленей нашла свое место на черных вихрах.

- Не скажешь? – Джон явно ничего не понял.

- Не скажу. – согласился Шерлок и распахнул дверь.



Название: "Слишком хорошо, чтобы быть правдой"
Вселенная: The Elder Scrolls V: Skyrim
Описание: Для компании из трёх наёмников, промышляющих на просторах Скайрима, раздираемого гражданской войной, однажды подвернулся довольно простой и хорошо оплачиваемый заказ без каких-либо подвохов. Однако у троицы возникли определённые проблемы...

- Даэдра тебя подери, нельзя ли хоть немного осторожнее, Вариний? – загнусавил старый босмер с когда-то сломанным и плохо сросшимся носом, состроив брезгливую гримасу, когда первые капли тёплой крови, слетевшей с кинжала, попали ему на щеку. – И вообще, зачем ты пытаешься отрезать ему голову? Ты хоть представляешь, сколько мы будем ехать? У нас даже смолы нет. Тебе так хочется развести червей в седельной сумке?

Одноглазый имперец, к которому были обращены возмущенные вопли, остановился не сразу, а когда он, наконец, соизволил оторваться от своего безумно увлекательного дела, шея мёртвого норда с обильно татуированным лицом была перерезана примерно на треть. Туповатый кинжал, который ещё пару секунд назад с большой амплитудой двигался поперёк горла жертвы, жалобно скрежетнул, попав на позвонок. Из огромного пореза на снег ровными алыми потоками лилась кровь, которая дымилась на трескучем утреннем морозе. За соснами поднималось яркое, оранжево-розовое солнце, отблески которого на зимнем пейзаже грозили снежной слепотой.

- Пожалуй, ты прав, Агамир. Только я, эээ… немного попортил… - имперец с кинжалом окровавленной рукой попытался утереть пот, выступивший на лбу несмотря на собачий холод, но у него ничего не вышло и он лишь размазал быстро сворачивающуюся кровь. Его лицо приняло виноватое выражение. – И что ты предлагаешь? - тот, кого назвали Варинием, небрежно вытер кинжал сперва о снег, а потом – о тёплые штаны из меха. Утереть же лицо он даже не подумал. – У него больше нечего взять, а иначе – нам не поверят…

Сидевшая боком на коне данмерка с луком за спиной, до того молча и с легкой усмешкой наблюдавшая за возней своих соратников, сейчас спрыгнула на землю, окинув обоих взглядом красных глаз, не выражавших, по большему счёту, ничего. Знаком она велела замолчать имперцу, а потом заговорила сама – заговорила медленно, внятно, словно бы смакуя каждую букву, как будто та была изысканным Вварденфельским сладким рулетом, только вынутым из печи. Её голос навевал мысли о глухом и мерзком скрежете вилки о тарелку:

- Скажи на милость, дорогой Вариний, что ты видишь у него на указательном пальце?

- У него, эээ… нет пальца, Сота. – смущённо отвел взгляд единственного зелёного глаза имперец. Кажется, он был озадачен. Не сказать, что он был таким глупым, но подобные инциденты случались часто.

Ожидание ответа Соты, на губах которой появилась всё та же снисходительная усмешка, было весьма томительным и Варинию почему-то страшно захотелось почесать шрам, пересекавший часть лба и пустую глазницу, но делать он этого не стал, а лишь продолжил пялиться на залитый кровью снег у себя под ногами.

- На другой руке, старый ты олух. – эта игра данмерке явно надоела и она повысила голос. - Видишь то кольцо? То, с нефритом. Может, на нём что-то написано?

- Позволь, я… - босмер положил на землю свою огромную бородовидную секиру, которую до того использовал как костыль, склонился над начавшим синеть нордом, у которого, помимо двух стрел в груди, теперь была разворочена шея и взял его за руку – за ту, которая имела указательный палец. На ней не было перчатки и Агамир, не глянув на кольцо, сломал нужный палец с противным хрустом. Из-под надорвавшейся кожи показался кусочек кости. Молча взяв протянутый кинжал, он деловито отнял палец и, поднявшись при помощи секиры, бросил его Соте, которая поймала с весьма недовольным лицом, выражавшим крайнюю степень брезгливости.

- Агамир, ты не мог его просто сн… - договорить она не успела. Брезгливость сменилась сперва недоумением, а потом – разочарованием. – это обычная безделушка, купленная в Маркарте. На ней даже инициалов нет. – но кольцо, тем не менее, она стащила и сунула за пазуху, отбросив палец в голый куст, откуда тотчас выпорхнула ворона, держа желанную добычу в клюве. Вариний расхохотался.

- Хоть кому-то перепало. – сказал он, не перестав смеяться. – А когда мы уйдём – и волки подтянутся.

Однако ни Сота, ни Агамир не разделили его веселья. Агамир так вообще несколько приуныл, глядя на обломок кости пальца.

- Это что же, я зря ему руку обезобразил? – сухо поинтересовался он. – И что мы предъявим господину гро-Корху?

- Хотела бы я знать, что мешало тебе просто снять кольцо. – пожала плечами Сота. – Или хотя бы осмотреть.

- Кольцо без пальца могло оставить подозрения – его можно и купить, а не снять с трупа. – ворчливо ответил Агамир. - Господин гро-Корх мог недоплатить. А ссориться с ним я бы очень не хотел.
Однако свой промах он признал, что было видно.

- Будь внимательнее. – включился в разговор Вариний, прекративший веселиться над тем, как ворона таскает палец по земле.

- И это ты мне говоришь, отморозок? – взвился было босмер, но умолк, натолкнувшись на ледяной взгляд зеленого глаза огромного имперца. Случись конфликт, преимущество явно было не за Агамиром.
Правильно истолковав отступление эльфа, Вариний лишь обнажил жёлтые зубы в подобии улыбки.

- Вот и славно, маленький эльф. – лишь кивнул он.

- Довольно! – рявкнула на них Сота, ударив себя ладонью по обтянутой кожей стройной ноге. Спорщики тут же забыли друг о друге, повернувшись к ней. Почему-то в их команде она пользовалась непререкаемым авторитетом, хотя формального лидера у них не было. – Обыщите его палатку и сумку. Может, там что-то найдётся. Если нет – придётся всё же отрезать ему голову и молиться, чтобы она осталась узнаваемой к моменту встречи с заказчиком. Если мороз не спадёт – может, нам повезёт.

- Мы сами творим нашу удачу и в другую – я не верю. – угрюмо пробубнил Варний, скрываясь за пологом шатра из шкур оленей. Вскоре оттуда раздалось шуршание. Началась возня.
Агамир, тем временем, с влажным чавканьем извлёк из груди норда обе стрелы, одну из которых сломал. Бросив целую Соте, которая принялась её оттирать, он перевернул жертву на живот. Полуотрезанная голова непривлекательно заколыхалась, размыкая и смыкая края крайне неровного разреза. Кровь уже давно не текла. Раскрыв меховую сумку на его спине, Агамир запустил в неё руку. Наружу последовательно были извлечены флаконы с лечебными зельями, мешочек с монетами, связка сухих трав, немного лука и вяленого мяса, сложенный ремень с пятью метательными ножами, ещё какая-то чепуха… Сложив находки на снег, Агамир занялся их изучением, прежде всего сунув в карман куртки кошель. Солнце поднялось достаточно высоко, чтобы здорово слепить жмурящегося босмера. Опустив шапку на лоб, эльф выдохнул облачко пара и перебрал нехитрый скарб ещё раз. – Похоже, ничего, Сота.

- Ну, если так – режь голову. – тяжело вздохнула она. Ей с трудом верилось, что Варинию улыбнётся удача.
Агамир лишь кивнул, доставая свой самодельный шкуросъемный нож из чехла. Сжав губы в тонкую белёсую полоску, он приступил к делу. Его взмокшие волосы выбились из-под шапки, их тут же начал трепать ветер. Разрез довольно сильно закоченел, так что орудовать ножом стало немного некомфортно. Ударом ладони по верху ножа он отделил позвонки друг от друга, взрезал волокна и ещё через минуту энергичного труда на морозе дело было сделано. Агамир поднял голову норда за чёрные, с проседью, волосы. У головы комично закатились глаза и вывалился язык, однако смешно не было никому… ровно до тех пор, пока из шатра не вывалился с пыхтением довольный Вариний, размахивая какой-то потрёпанной книжицей.

- Нашёл! Нашёл! – кричал он так, что вороны с недовольным карканьем послетали с ветвей окрестных деревьев. Но его крик прервался как раз тогда, Когда он перевёл взгляд на держащего голову норда Агамира. На вытянутой руке. Словно хвастаясь.
Сота расхохоталась, схватившись за живот. На красных глазах выступили слёзы. Разъярённый Агамир, у которого от ярости перекосило обветренное лицо, недолго думая, запустил в неё голову норда, предварительно раскрутив её над головой, как пращу. Не переставая хохотать, данмерка ловко уклонилась и погрозила ему длинным и тонким пальцем. Голова скатилась вниз по склону холма, исчезая в снегу. Ни говоря ни слова, эльф смачно сплюнул себе под ноги и уселся в снег подле трупа, прямо в лужу замерзшей крови. Его вопросительный взгляд был устремлен на Вариния.

- Это… это его дорожный дневник, гркхм. – проговорил имперец, всё ещё переваривая увиденное зрелище. – На, погляди. – книжица отправилась Соте, которая тяжело дышала после приступа дикого хохота.
Глаза эльфийки забегали по строкам, она торопливо осмотрела все страницы, обложку, потом судорожно захлопнула и начала крутить, вглядываясь в потёртую обложку из кожи. Слова, казалось, застряли у неё в горле. Лицо вытянулось. Она хватнула ртом воздух и осела на землю, отбросив дневник.

- Что случилось, Сота? Что ты прочла? Ну, не томи! – наперебой заголосили имперец с босмером. Последний даже поднялся и отряхнул зад от налипшего снега с кровью. Глаза его по-прежнему сверкали яростью, теперь в них было и любопытство. Неподдельное.

- Это… Это всего лишь записи о месторождениях серебра и золота. Он был геологом… и здесь… эээ, как бы вам сказать… нет его подписей. Ни-че-го. Совсем. То есть – полностью. Ни одного инициала. – севшим голосом сообщила Сота, скорбно воздев руки к небу.

- Значит… значит… - утробно проклёкотал имперец, медленно поворачиваясь в сторону Агамира. Агамира, который понял. Понял всё. На его лице с трескающимися, плотно сжатыми губами, с крючковатым носом, со старыми шрамами и со всеми прочими чертами, присущими старым эльфам, за доли секунды отразилась вся существующая палитра эмоций, а его глаза заблестели. Он открыл рот, чтобы высказать любимым друзьям всё, что о них думает, но так и замер – открытым ртом. Что-то его остановило. И этим «чем-то» была основная негласная догма их группы. И предписывала она самостоятельное исправление промаха тем, кто его допустил. Без вариантов.

- Значит, тебе придётся найти голову, Агамир. Куда бы она ни укатилась. Молись, чтобы её не сожрал волк или ещё кто. – уже спокойным голосом подытожила Сота, поднимаясь с места. – Вариний, я думаю, стоит развести огонь.

Агамир по-прежнему молчал. Его грозно сжавшиеся кулаки безвольно опустились. На ладонях остались следы от ногтей. Он развернулся и медленно побрёл вниз, таща за собой секиру. Долг важнее гордости.

Даже если ты неосторожно поступил с трофеем.

***


Приближался вечер. Начинался небольшой снегопад. Вариний, выбрасывавший тело норда с холма, вернулся к огню, у которого сидела данмерка, протянув руки без перчаток. На среднем пальце блестело вычищенное кольцо с нефритом. Позади неё раздавалось тревожное ржание лошадей.

- Всё это шло слишком хорошо, чтобы быть правдой, да? – с ухмылкой произнёс Вариний, в единственном глазу которого плясали отблески языков пламени.

- Как видишь, правдой оно не стало. – хмыкнула в ответ Сота, потерев серым пальцем нефрит на кольце.

Имперец лишь кивнул в знак согласия и уставился в огонь.

Тишину вечернего леса нарушали лишь свойственные ему звуки – птичьи крики, отдалённый вой, шелест хвои, похрустывание снега… но чуткое ухо могло уловить в этом спектре звуков один, который естественным лесным звуком точно не был – ветер то и дело доносил с подножья холма тихую и неразборчивую босмерскую брань.

Название: "Мгновения"
Вселенная: The Elder Scrolls IV: Oblivion
Описание: Иногда попытки гнаться за прошлым крайне портят настоящее.

Треск. Грохот. Нарастающий гул. Раскаты. Темнота. Дым. Удушье. Горячие и солёные слёзы, смешивающиеся на губах с такой же солёной и горячей кровавой пеной, что сползала ниже, по пепельно-серому подбородку данмера. Отдельные клоки падали на грудь. Голова была низко опущена. Тяжелое и громкое дыхание, сопровождающееся хлюпаньем и тонким свистом, терялось на общем фоне этой палитры ужасающих звуков. Тёмный эльф положил обе подрагивающие ладони на костяную рукоятку аргонианского кинжала, лезвие которого глубоко засело в его груди, судя по всему, задев легкое, а, может быть, и сердце. Данмеры были весьма живучими созданиями, поэтому даже с кинжалом в сердце бессильно упавший на колени эльф имел несколько мгновений в запасе. Несколько мучительных мгновений до того, как его сердце замрёт навеки. До того, как он захлебнётся собственной пузырящейся кровью. До того, как рухнет и погребёт его под своим зловещим сводом горящий особняк, в подвале которого он умирал. Сглотнув слюну с кровавой пеной, эльф протяжно закашлялся, с трудом уняв тремор через ещё мгновение. Крепче сжав ладони на рукоятке кинжала, данмер приготовился одним резким движением прекратить свою агонию, отправившись на суд Трибунала. Красные глаза последним, быстро мутнеющим взглядом, окинули мрачные, чернеющие от копоти стены. Почему-то в пожаре тёмному эльфу вспомнился родной Вварденфелл. Его пепельные бури, вызванные ропотом Красной Горы. Как, будучи ребёнком ещё полтора века назад, он, выбегая на улицу после такой бури, падал в кучу пепла, радостно смеясь и разбрасывая его руками под недоумёнными взглядами иных данмеров, что выбирались с опаской из укрытий. Данмер вспомнил, как тогда, полтора века назад, он любил восход зловещего алого солнца на вечно сером, как его кожа, небе. Картина сменилась. В последний раз соткав перед глазами расплывчатый образ своей младшей сестры, которую он не видел уже семьдесят лет, эльф дернул рукоять кинжала. На то, чтобы пронести перед глазами всю жизнь, времени уже просто не осталось.

***За некоторое время до этого***


Время пришло. Данмер, сидящий на одной из ветвей бука, спрыгнул на землю, мягко приземлившись на лужайку перед особняком. Ночью в Чейдинхолле освещение было крайне отвратным, а потому человек, к темноте не привыкший, мог запросто сломать ноги, даже выйдя до ветра без факела на собственный задний двор.
Но не сегодня. Расстегнув пряжку из лунного камня на груди, тёмный эльф позволил ремню с двуручником упасть на землю. Ножны печально звякнули оковкой о мостовую. Откуда-то из-под ног выпорхнула мелкая птица. Заухала сова.
Сделав несколько шагов вперед, данмер снял с себя наручи, так же бросив их под ноги. Следом отправилась синяя повязка с узорами, которая закрывала лицо. Её тут же подхватил ветерок.
Последним на землю упал ремешок с кинжалом.
Легко толкнув дверь, эльф вошёл внутрь. Конец пути. Конец поисков. Она должна была быть здесь. Мира. Он её нашёл.

Как казалось тогда…

- Я пришёл, Мейнава. Я здесь. Ты слышишь меня? – зычный и гнусавый голос томным эхом разошёлся по пустому особняку.

- Ты знаешь, что мне нужно, Лиам. Отдай мне его. И можешь забирать свою дражайшую сестрицу. – из темноты, вслед за голосом, грациозно вышел аргонианин. В свете факелов его чешуя переливалась.
Выдающиеся вперед глаза не выражали никаких эмоций.

- Возьми. Пускай он сведет тебя в могилу. – легко согласился Лиам, запуская руку в карман и извлекая наружу маленький филактерий, который дрожал и испускал тончайший, почти неслышный перезвон.

- Видишь, как всё просто? Твоя сестра в подвале. Идём. – смахнув перепончатой лапой филактерий, ящер быстро его спрятал и зашагал куда-то.

- Если ты её хоть… - едва начал данмер, но Мейнава лишь махнул лапой. Это ощущалось даже в темноте.

- Оставь пустые угрозы себе. Мы пришли. – аргонианин открыл какую-то дверь и втолкнул Лиама внутрь, сам, однако, оставаясь на пороге.

- Её здесь нет, Мейнава. – Лиам, не уловивший чутким ухом никаких признаков живых существ, обернулся к ящеру.

- Она здесь. Или нет? Проверь сам. – от разумной рептилии исходил холод. Чувствовалось, что он усмехается.

Лиам не успел даже дёрнуться. «Поздно» - подумал он. Мейнава молниеносным движением вонзил свой кинжал по самую рукоять в грудь данмеру, схватил его за ворот, притягивая к себе.

- Ты, наверное, считаешь, что тебе не повезло? Нет-нет, маленький эльф, удачи не существует. Просто с тобой сыграли по другим правилам. – после этих слов аргонианин пинком в живот отшвырнул Лиама вглубь подвала. Запер дверь. И мерными, чеканными шагами покинул особняк.

На выходе его ждали трое – высокий альтмер и двое стражников.

- Избавьтесь от дома. – небрежно бросил ящер, махнув лапой. Достоверно не известно, почему его голос имел такое значение, но троица тот час ринулась к особняку. Через несколько минут он занялся огнём. Через час уже пылал, но тушить его никто не собирался. К тому времени рядом не было уже никого.

***Подвал***


На то, чтобы пронести перед глазами всю жизнь, времени уже просто не осталось. Эльф обмяк, дернулся всем телом и упал лицом вниз. Под ним медленно растекалась кровавая лужа.

Некоторых вещей он вспомнить не успел. А некоторых – не узнал.

…например, то, что его сестра и в самом деле была здесь, в углу. С пятью стрелами в груди и шее. Ящер его не обманул. Но это уже не казалось таким важным.

Дом рухнул.


Название: "Рвущиеся струны"
Вселенная: Ориджиналы
Описание: Время подобно струнам.

- У меня вчера струны порвались. – как-то слишком уж буднично сообщил Ярослав, докуривая очередную, кажется, седьмую за день, сигарету.

- Так замени. Тоже мне, проблему нашел. И курил бы ты поменьше, что ли… - Евгений поежился и крепче затянул петлю теплого шарфа на шее, чтобы мерзкие колючие снежинки не касались кожи, падая за воротник.

- Прости. Просто ты знаешь мое отношение к музыке. – Ярослав изобразил нечто вроде виноватой улыбки, бросая окурок вниз, за перила моста, в желтоватые воды Невы, где местами еще плавали осколки ледяного покрывала, бесцеремонно сдернутого вялой весной.

- Лучше бы ты так за здоровьем своим следил, «музыкант». – уже мягче ответил Евгений, прекратив беспокойно теребить пуговицу своего пальто. – Есть хочешь?

- Нет. Пойдем, пройдемся? Мы с тобой редко видимся, а ведь дружим со школы еще! – «музыкант» бережно поднял прислоненный к перилам чехол с гитарой, не менее бережно забросил за спину. – Расскажешь, чем дышит весенний Питер.

- Не вопрос. Пойдем куда? – молодой человек в пальто нервно дернул окладистую бородку, зачем-то взгялнул на реку, за перила, а затем неспешно двинулся по тротуару, зная, что друг пойдет следом.

- Не знаю… Может, в магазин по пути зайдем? Куплю себе стру… - Ярослав осекся, наткнувшись на кинжальный взгляд товарища, как только поровнялся с ним. – Нет, просто прогуляемся. И чего ты так гитару не любишь?

- Не знаю. Просто не люблю. Просил новостей? Слышал, обострение отношений на политической арене достигло апогея? Кажется, американцы решились на удар по Сирии. – Евгений замедлился. – И вот, ждем цепной реакции. «Наши» больше всех ярятся. Мол, куда это годится – с Россией не считаться? Как думаешь, что будет?

- Ничего не будет. Это тебе не шестьдесят второй, не «DEFCON 2», не ракеты на Кубе. Вряд ли Россия прямо в пекло полезет. Так и знай – не будет ничего. – парень с гитарой закончил загибать пальцы. – Ты мне лучше скажи, что в городе изменилось-то? Меня целый год не было! Тебя, кстати, вообще интересует хоть что-то, кроме политики?

- Да. Девушки, например. – ухмыльнувшись в бороду, Евгений снял шапку, позволив длинным рыжим кудрям, напоминавшим парик из девятнадцатого века, вольготно разлечься на плечах. – Хорошая еда там, машины…

- Очень смешно. – отрезал Ярослав, обдумывая слова друга. А что, если он прав? Сколько там скандалов было… Далась им эта Сирия! У себя бы порядок навели сначала! Так нет же, надо показать, что двадцатый век выбил стране не все зубы, что есть еще порох в пороховницах… Короче говоря, делает Президент имя и себе, и стране. Но как на это посмотрит Америка, давно прожевавшая и выплюнувшая весь мир? Все ведь не зря ее боятся. Разносчик демократии, язви ее душу! Как тут не бояться, когда грозные ракеты смотрят на мир из глубоких шахт, словно бы насмехаясь над всеми? Дела. А что, если…? Нет, не может быть!

- Яр! Яр! – Евгений затряс друга за плечо, пытаясь поймать его неживой взгляд. – Да что такое? Ты чего, уснул?!

- Прости, Жень, я просто задумался… Слушай, а как насчет боулинга? Я помню, в школьные годы ты любил это дело. – парень скорее отвел неприятную тему, подняв зеленые глаза на рыжую голову товарища.

- Да я это… И сейчас люблю. – Евгений отметил, что разговор явно не клеился. Так часто бывает. Дорогой тебе человек надолго исчезает, ты его ждешь, представляешь, как ваш разговор затянется на многие часы, как быстро за сиречей пролетит время… А на деле – вон оно как. И парой слов переброситься тяжело. Странная штука – время. Она не меняет людей, но меняется сама, и от этого все становится таким чужим, далеким… Как сейчас. Почему лучший друг кажется чем-то лишним в жизни? Что за наваждение? Прошел всего год, а прощались как шумно, с размахом! Или это его там так изменило, за год в Финляндии?

- Здорово. Пойдем тогда? – фраза была сказана быстрее обычного, словно бы разговор был в тягость и музыкант стремился его скорее закончить. Закончил. Дальше шли в тишине. Полуденное солнце начало сдавать позиции, а друзья и не замечали, как за молчанием пролетело несколько часов, отмотанных тротуарной плиткой. Они просто шли рядом, не глядя друг на друга.

Интересная штука – время. Она подобна струнам. Оно, время, тянется только до какого-то момента, а потом – хлоп! – и рвется. Доходит до точки невозврата. Да, оно циклично, да, временную петлю никто не отменял. Но иногда, знаете, бывает так, что колеса теряют колею. Рвут круги, как лед на Неве. И тогда… А что бывает тогда? Мир доселе этого не знал. Не знали этого и двое питерских друзей. Они узнают – всего лишь на мгновение, а потом знания станут единственным, что будет наполнять собой атмосферу. Знания, в отличие от прочего, смогли пройти сквозь время, обманув и его, и людей. Людей по их природе легко обмануть, особенно когда это пытается сделать высший разум, собранный воплощением в самом факте жизни, существования. Не у всех есть время и желание это осознавать. Да и смысла в этом нет. Зачем думать о петле, которая вот-вот сомкнется на твоей шее, как теплый шарф? Но этот случай превзошел прочие – люди обманули сами себя. Они забыли о том, что вернуться назад и что-то исправить – нельзя. Жить одним днем – все так просто. Просто и бессмысленно. Мир не был подчинен. Он лишь позволил людям почувствовать запах мнимой свободы. Время и Знание лишь явили людям иллюзию. День за днем – как век за веком. Пора было заканчивать. Финальный аккорд рвет струны, словно бы в последней песне на концерте. Рвет, а менять – нет времени. Оно ушло вместе со Знанием, предоставив людей самим себе. А разве это привело бы к хорошему? Возможно, но человечество априори неисправимо, а посему – все кончилось, как в плохом фильме. Хотя нет. Скорее, чуть лучше…

- Жень! Смотри! Ты видишь?! – возбужденный Ярослав первым заметил черный росчерк, взрезавший небо сверху вниз, словно нож - масло. В голове мелькнула нехорошая мысль. – Что это, Жень?!

- Где? Это? Ух ты… Метеорит, что ли? – мысль болью отдалась в мозгу, а потом – небо вспыхнуло…

Свирепое атомное пламя жадно поглотило весенний Петербург, превратив его в холмы радиоактивного стекла на многие века. А вместе с ним и все остальное. Все сгинули. Всё сгинуло. Целый мир, миллионы личностей, тысячи нерасказанных историй – все это потеряло свой смысл только потому, что люди остались наедине с собой. В тот день погибли все. А я – остался. Я ушел вслед за Временем, расправляя обгоревшие крылья и стремясь взвиться ввысь, в горящее небо, красными всполохами напоминавшее забрызганную кровью стену.

***


- Нет предела совершенству. – со вздохом произнес Время, качая головой и сдувая туман симуляции, в котором еще не догорело пламя, отражающееся в его пустых белых глазах. – Я удаляю?

- Ты прав. Удаляй. Надеюсь, следующий раз выйдет более удачным. Что-то мы не учли… – кивнул в ответ Знание, запуская новую симуляцию прямо из ниоткуда. – Симуляция под номером две тысячи сто сорок один. Возраст планеты – шесть миллиардов лет, тип жизни – органическая, разум – «включить». Количество разумных особей – около миллиона… Поехали!


Название: "Кроваво-красный"
Вселенная: Ориджиналы
Описание: Исследовательский корабль "Монтесума", пропавший девять месяцев назад, наконец-то был найден.

…из переговоров десантной группы поискового отряда…


- Оцелот, это и есть та посудина? – доносилось из динамика в узле связи поискового клипера.
- Так точно, Змей. Это «Монтесума», переставший выходить на связь девять месяцев назад. Корабль, судя по всему, обесточен... – отвечал ему второй голос, более тихий и какой-то уставший.
- Группа, стыковка завершена. Вскрывайте шлюз. – поступило распоряжение из центра связи.

Дальше в динамиках раздавались звуки работающего инженерного резака, скрежета металла, проскальзывало чьё-то тяжёлое дыхание. Затем шаги. Похоже, четверых человек.

- Змей – на мостик. Тотонак – к пилоту. Лемур – в исследовательский центр. Оцелот – к реактору. – продолжал отдавать распоряжение обезличенный голос, владельцу которого на экраны выводились трансляции с нашлемных камер всех четырёх членов десантной группы.

"Монтесума" и впрямь оказался обесточен, а единственным источником кроваво-красного света, кое-как освещающего безмолвные коридоры, были автономные аварийные лампы с неограниченным ресурсом.

Спустя семь минут динамик вновь ожил.

- «Рейн», это Тотонак. Я нашёл блок памяти у пилота. Кажется, это судовой журнал.
- Тотонак, а что сам пилот?
- Он, эээ… мёртв. Судя по показанием биосканера – уже около шести месяцев. Да и по виду – тоже… Рядом пистолет с пустой обоймой, а кое-где есть дыры в обшивке. Похоже, он палил во что-то прямо с места.
- Вас понял, Тотонак. Забирайте носитель.

Дальше были ещё четыре минуты молчания.

- «Рейн», это Змей. На мостике два тела. Кажется, это капитан и канонир. Биосканер показывает, что мертвы они больше шести месяцев. Ещё они... Разорваны. Повсюду пятна засохшей крови. Их что... глодали? Боже...
- Глодали? Ели? Вы уверены?
- Не могу знать. Ваши распоряжения?
- Перегруппироваться с Тотонаком, ожидать Лемура и Оцелота.

Спустя пять минут на связь вышли и остальные.

- «Рейн», это Лемур. Перегруппировались с Оцелотом. Нашли учёного и инженера. Мертвы. По биосканеру – примерно столько же, сколько и пилот, плюс-минус. Тела разворочены. Повсюду месиво. Причём, эээ... Это друг с другом сделали они сами. Да что это такое?
- Вас понял, Лемур. Изъять данные из исследовательского центра. Перегруппироваться с остальными членами группы. Без паники.
- Принято, «Рейн».

Две минуты спустя.

- «Рейн», это Змей. Группа на мостике. Ждём распоряжений.
- Змей, оставьте поисковый маяк для эвакуационного транспорта. Покиньте «Монтесуму».
- Выполняем.

При изучении судового журнала были обнаружены записи, проливающие свет на судьбу «Монтесумы» и его экипажа. Остальные записи не представляют интереса и лишь описывают полёт в штатном режиме и сбор данных о системе «Тласкала» на окраинах заселённого мира.

…наиболее интересные записи из судового журнала…


27.07.2153. Полёт продолжается уже на протяжении двух месяцев. За это время были собраны данные о тридцати пяти телах в системе. Экипаж работает в обычном режиме. Но в последнее время у всех стало проявляться странное и необъяснимое чувство тревоги, не имеющее оснований. Похоже, это следствие долгой работы за границами заселённого мира.

29.07.2153. Сегодня произошло замыкание проводки в камбузе. На весь день вышел из строя синтезатор пищевого концентрата. Команда недовольна. Инженер смог устранить неполадку лишь через семнадцать часов после её фиксации на мостике. Поломка была серьёзной. Экипаж в этот день остался голодным. Капитан отказался как-либо комментировать ситуацию.

02.08.2153. Команда проснулась от того, что канонир, державший вахту, открыл огонь из турелей по неопознанному объекту, якобы замеченному им в секторе обстрела, не отключив симуляцию звуков орудий. Как утверждает сам канонир, этот объект был управляемым и пытался следовать за кораблём. Его зрачки расширены, речь несвязная и прерывистая. Происходят необъяснимые конвульсии конечностей. Похоже, у него шок и он сильно напуган. Ответить, почему не была предпринята попытка контакта, он не смог. Капитан отправил его в лазарет. Команда озадачена. Капитан, однако, после сказал, что нет поводов для беспокойства.

03.08.2153. Канонир пришёл в норму, однако давать какие-либо комментарии отказывается, утверждая лишь, что это была галлюцинация, вызванная долгим отсутствием сна. Сняли показания с сенсоров. Никаких следов управляемых объектов рядом с кораблём замечено не было. Что же произошло с канониром?

05.08.2153. Сегодня на оперативном совещании инженер доложил, что израсходована ровно половина топлива, хотя по графику этого быть не должно. Утечка не обнаружена. Кажется, капитан озадачен, но никаких комментариев он не даёт.

06.08.2153. Изучены ещё два тела. На одном из планетоидов обнаружены гигантские залежи радиоактивных элементов. Учёный доложил, что система в целом богата на радиоактивные элементы, что создаёт крайне опасный фон для гражданских кораблей. Хорошо, что «Монтесума» оборудован экранами.

07.08.2153. Поступил приказ сменить курс. Это очень странно, ведь курс был спланирован задолго до пуска и регламент предписывает его придерживаться. Но спорить с капитаном запрещает Кодекс. Кажется, сам капитан взволнован. Но ведь причин для беспокойства нет.

09.08.2153. Учёный заблокировал дверь в исследовательский центр и отказался открывать её даже под угрозой трибунала. Капитан оставил попытки воззвать к его разумности и приказал инженеру воспользоваться аварийной разблокировкой. То, что там было обнаружено, шокировало даже обычно очень спокойного капитана. Учёный, абсолютно здоровый мужчина сорока трёх лет, опрокинул все компьютеры, часть из которых разбилась. Сам же он забился под стол, издавая звуки, напоминающее скуление собаки и прерывистый плач. В руке он сжимал носитель с самописца. Похоже, это паническая атака. Инцидент обсуждению не подлежал. Капитан отдал приказ действовать по коду «Кетцалькоатль». Следовало немедленно прекратить миссию и отправляться на ближайшую научную станцию. Данная ситуация была регламентирована. Носитель, изъятый у учёного, был помещён в сейф исследовательского центра.

11.08.2153. Капитаном в спешке был проложен обратный курс, был инициирован откат миссии. Учёный изолирован в лазарете. Периодически интерком фиксирует крики и всхлипы. Похоже, паническая атака была сильнее, чем казалось.

12.08.2153. Откату миссии помешали не зависящие от команды обстоятельства – на корабле внезапно вышла из строя вся электроника и остановился реактор. Инженер сообщил, что это следствие импульса неизвестной природы, который зафиксировали сенсоры. Включилось резервное питание, которого хватит лишь на неделю поддержания работы мостика и консоли пилота.

13.08.2153. Была обнаружена более серьёзная проблема – из-за перепада напряжения сгорел синтезатор пищевого концентрата, а весь резервный запас продовольствия был испорчен из-за скачка давления в камере хранения. «Монтесума» завис в космосе – без энергии и провизии. На корабле начинаются волнения. Инженер второй день без отдыха пытается сделать хоть что-то, но его ошибки тщетны. Капитан делает попытки нас успокоить. Я слышу, как дрожит его голос. Я понимаю, что шансов у нас нет. Он – тоже.

14.08.2153. Сегодня у инженера сдали нервы. Он выбежал из реакторного отсека с отладочным инструментом, ворвался на мостик и принялся кричать, что корабль обречён. «Ничего не работает!» - рыдал он, стуча инструментом по карте системы. Капитан не церемонился. Его глаза всё сказали за него. Сегодня мы снова открыли лазарет… теперь у окончательно сошедшего с ума учёного появится компания.

15.08.2153. Закончилась вода. На третий день голодовки отказал и водяной чип. Послать кого-то за новым, по понятным причинам, не представлялось возможным. Теперь даже капитан не скрывает того, насколько паршива ситуация. Сегодня я плакал. Впервые с гибели брата на патрульном катере «Мин». Прости меня, Сара. Я ничего не могу сделать.

19.08.2153. Отключился резервный генератор. Корабль полностью погрузился во тьму – лишь две красных аварийных лампы – на мостике и в лазарете – продолжают мерцать. Капитан и я сходим с ума от жажды и голода. Канонир куда-то пропал.

20.08.2153. Пропал и капитан. Я попытался найти их в полной темноте. Кажется, нашёл. Лазарет был разблокирован, а сумасшедшие сбежали. Из исследовательского центра раздавались крики. Я не знаю, кто может так кричать. Не знаю. Не знаю. Затем я слышал чавканье и звуки разрываемой плоти.

21.08.2153. Я голоден. Я хочу пить. Хотя бы капельку. Пожалуйста. Я не видел никого из экипажа. Никого. Никого. Сегодня снова кричали. Я не хочу знать. Ничего не хочу знать. Есть. Я ГОЛОДЕН.

22.08.2153. Невыносимая боль. Боль. Я с трудом поднялся с кресла. Сегодня вспомнил, что оно кожаное. Пробовал грызть. Нет. Это заменитель. Заменитель. Проклятые капиталисты. В темноте мне удалось доползти куда-то. Кажется, это исследовательский центр, или… не знаю. Я наткнулся на что-то мягкое. Я не знал, что это… сегодня я сыт. Сыт. Сыт.

23.08.2153. Что-то скребётся по стенам. Мне смешно. Наверное, это за мной. Спасатели. ХАХАХАХА. Этот скрежет сведёт меня с ума. ТАК ХОРОШО. Я больше не голоден. Я слился со своим креслом. Я поведу наш корабль домой. Я спасу нас. Слышишь, кто бы ты ни был? Я УЛЕТАЮ.

24.08.2153. ХВАТИТ, ПОЖАЛУЙСТА. Они смеются надо мной. Они всё знают. Ну ничего. Посмотрим, кто будет смеяться, когда я войду в док. Мы идём ХОРОШО. Дом ждёт.

25.08.2153. Они приходили снова. И снова смеялись надо мной. Я стрелял в них из пистолета. Кажется, попал. Не знаю. Тут так темно…

26.08.2153. Мы скоро прибудем на станцию. Я чувствую. Чувствую. Больше никто не смеётся. Я смеюсь. Мне так страшно.

27.08.2153. Скрежет тоже прекратился. Больше нет стонов и шагов. Так тихо. Осталось немного. Немного. Я почему-то боюсь.

28.08.2153. КАК ЖЕ ХОЛОДНО. И страшно. Я боюсь. Где же капитан? Он должен вести нас. Он ушёл за помощью?

29.08.2153. Что-то снова скребётся в стенах. Это капитан. Капитан, я знаю. Он привёл помощь. Есть…

30.08.2153. СПАСУТ НАС. Спасут. Спасут. Спасут ведь, правда?

…центр связи «Рейна»…


- Это последняя запись, капитан.
- Какой кошмар. Такая судьба хуже смерти…

Неожиданно «Рейн» тряхнуло. Все приборы отключились. Потом включились вновь.

- Резервный реактор запущен. – равнодушно отозвался со стены интерком синтетическим женским голосом.

Капитан похолодел.

- Сэр, какой-то импульс вырубил реактор… Команда работает над устранением неполадок. – отрапортовал инженер, вбежавший в отсек.

В центре связи клипера повисла неловкая тишина, нарушаемая лишь звуком лампы аварийного освещения.


Название: "Правда и последствия"
Вселенная: Crusader Kings 2
Описание: Рано или поздно правда станет известна тому, от кого она старательно скрывалась - и тогда придётся справляться с её последствиями.

- Тише, Фредерико, нас услышат, хи-хи… - трепетно и горячо шептала Фоскла, вяло, скорее для виду, пытаясь отстраниться от нетерпеливо сопящего брата, усердно возящегося с застёжками её платья. Часть из них с треском поддалась и разлетелась в стороны, запрыгав по черепице.

- Помолчи, сестрица, у нас ещё будет время всласть наговориться… и какому идиоту придёт в голову забираться на крышу? – итальянец, лет тридцати на вид, уткнулся лицом в вырез платья млеющей девушки, щекоча её оливковую кожу окладистой бородкой. – Как скоро вернётся Данте?

- Он… Он… Ах, Фредерико…! Он занят в порту – сегодня отправляется крупная партия стекла… Мы можем не спешить… - Фоскла откинула голову назад и тяжело задышала, когда платье наконец-то поползло вниз, обнажая тонкие, аккуратные плечи. В воздухе повисло красноречивое молчание, тишина которого нарушалась лишь редкими звуками поцелуев, тяжёлого дыхания и шелеста ткани.
...но их планам не суждено было сбыться. Дверь позади них, что вела на крышу, с треском открылась. Хлипкий замочек жалобно звякнул о черепицу и куда-то откатился. На пороге стоял разгорячённый, краснолицый и обливающийся потом грузный мужчина, которому на вид можно было дать что-то около сорока с небольшим. В руке он держал рапиру – отличную, к слову, рапиру – не самая дешёвая вещь даже для преуспевающего венецианского патриция.

- Значит так, да? – прорычал он, шагая вперёд, к обмершей от страха и неожиданности парочки, имеющей тот ещё видок – полуголая девушка, возящаяся с одеждой своего партёра, который, в свою очередь, даже не попытался достать руку из-под её платья. – Значит, все слухи про Гальбао – правда? Порочный дом! Кровосмесители! Развратники! – он продолжал наступать, тыча рапирой перед собой на каждый свой выкрик.

- Данте, я… - кажется, до Фосклы наконец начало доходить. Ещё минуту назад румяные щёки вмиг побелели, как полотно. Глаза остекленели от ужаса. Одной рукой она попыталась прикрыть грудь, а вторую
– воздела к мужу. Сейчас должно было случиться что-то крайне неприятное.

- Молчи, грязная шлюха! – не дав запутавшемуся в одежде Фредерико подняться, он отпихнул его ударом ноги в сторону, заставив согнуться пополам, а затем склонился над рыдающей девушкой в порванном платье. Удар следовал за ударом. Звуки рыдания сменились криками. Пытаясь как-то защититься, она вцепилась ногтями в лицо Данте, однако удар рукоятью рапиры надолго отбил у неверной жены охоту поднимать руку на супруга. Казалось, ему вот-вот надоест избивать её и он просто пронзит её на месте, но сзади на него молча налетел Фредерико, обхватив руками шею и начав его душить.
Засипев, Данте кое-как приподнялся, и, выронив рапиру, резко рухнул на спину, подминая соперника под себя и выбивая из него дух. Довольно ловко, для своих габаритов, перкатившись, он вскочил и с размаху приложился кожаным сапогом прямо по челюсти брата своей жены. На черепицу брызнула кровь. Фоскла завизжала. Визг скоро перешёл в исступленный вой.

- Фредерико Гальбао, я не убью тебя здесь, как свинью, но завтра я буду ждать на мосту Риальто в полдень. Перед честным народом мы уладим наш конфликт и Бог будет свидетелем – я отправлю тебя в Ад за твои злодеяния.

Фредерико лишь молча слушал, глядя на Данте, даже не пытаясь сейчас подняться.
Фоскла наконец-то прекратила выть и лишилась чувств, воздев разбитое лицо к небу.
Она уже не слышала, как Данте подобрал рапиру и покинул крышу. А Фредерико – слышал. Кажется, настала пора прекратить прятаться и заплатить всем противникам Гальбао по счетам.

***


Фредерико явился на мост Риальто первым, до полудня. Его под руку держала сестра, со вчерашнего дня не произнёсшая ни слова. Её разбитое лицо сегодня стало сине-зелёным.
Мягко отстранив её, он, напоследок быстро коснувшись её покрытых кровавой коркой губ своими, занялся последними штрихами подготовки к дуэли. Попрыгав на месте, Фредерико убедился, что камзол сидит более чем удобно, а сапоги нигде не жмут. Почему-то только сейчас это показалось ему важным. Достав из ножен старый ломбардский меч, хранившийся в их семье уже больше шести веков, со времён Маурицио, седьмого Дожа Венеции, он поднёс его к лицу, пытаясь уловить запах металла. На секунду закрыв глаза, Фредерико вдруг словно бы провалился в небытие. Почему мост Риальто? Здесь не проводились дуэли, как вспомнилось из старых книг. Эх, если бы вчера всё было иначе… Но правду нельзя скрывать вечно. Вдруг глаза итальянца открылись.

- Значит, ты не струсил, пёс? – раздался с другого конца моста голос Данте. Он намеренно оскорблял противника, пытаясь вывести его из душевного равновесия.

- Нет, Данте. К чему эти разговоры? Давай положим этому конец здесь и сейчас. – опустив меч, один из последних отпрысков старого Чезаре крепче стиснул рукоять и шагнул вперёд.

- Ты прав. Ни к чему. – купец хмыкнул и извлёк свою рапиру из ножен. Двинулся к сопернику. Его походка не предвещала ничего хорошего – для человека, столь грузного, она была на удивление легка, пружиниста и прямо-таки кричала о его физической и, возможно, фехтовальной подготовке.

…но это не имело значения теперь.

Первый удар нанёс Фредерико, словно бы пробуя противника и бахвальски пританцовывая на месте. Почему-то всё происходящее показалось ему игрой, но думать над этим не было времени. Данте почти лениво отбил рубящий удар, с лязгом скрестив рапиру с мечом, а затем, отведя лезвие оружия противника в сторону, нанёс быстрый и резкий укол, метя в живот. Фредерико чудом уклонился, едва не упав и потерял равновесие. Дуэль должна была закончиться, едва начавшись, но Данте решил поиграть и лишь наотмашь хлестнул Гальбао кончиком рапиры по лицу, оставив на щеке глубокую и длинную царапину. Снова приняв боевую стойку, униженный Фредерико кинулся вперед, проводя обманный удар слева, а затем, когда Данте попытался его заблокировать, резко пнул его ногой в колено, но промахнулся и лишь зацепил, снова едва не потеряв равновесие. Данте, воспользовавшийся заминкой, нанёс удар навершием рапиры сверху по плечу Фредерико, но тот был к этому готов, и в то самое мгновение резко дёрнулся вперёд, толкая этим самым плечом соперника под руку. Удара не вышло и оба дуэлянта отскочили друг от друга, чтобы снова броситься в бой.
Было видно, что возраст и объёмный живот берут своё – несмотря на весь свой опыт, Данте начинал уставать уже спустя несколько минут боя. Фредерико видел, как пульсирует жилка у него на виске. Видел, как по лбу струится пот.
Несколько раз сталь вновь лязгала о сталь. Оппоненты обменялись ударами. Купец больше не пытался перехватить инициативу. Дуэль пошла на равных.
Неудачно отпрыгнув от укола, Фредерико получил ещё одну рану, которая оставит гротескный шрам – уже на левой руке. Ему показалось, что Данте ухмыльнулся.
…чего делать не следовало. Едва выражение лица толстяка сменилось, ручеёк пота коварной змейкой стёк ему на веко, а когда он моргнул – капля попала в правый глаз, заставив на мгновение его зажмурить.
И молодой прелюбодей нанёс вероломный удар коленом в пах Данте, воспользовавшись секундной заминкой. Торговец ахнул, сложился пополам, попытался отбить первый рубящий удар сверху наобум выставленной рапирой, но смог это сделать с трудом, чудом, едва успев отвести меч. Второй удар он не отбил, а разогнуться не успел.
…и сдался он только тогда, когда рука, сжимающая рапиру, упала на мостовую, подняв облачко пыли.
Из обрубка культи ручьём хлынула кровь, а Данте, ревевший как вепрь, попытался из последних сил ткнуть этим обрубком врага в лицо. Но Фредерико легко, даже лениво, как сам Данте вначале, уклонился и нанёс ещё один удар в пах.
Купец тоненько запищал и вновь согнулся, скуля, как побитая собака.
Пинок опрокинул его на спину.
Кровь продолжала поливать мост.

- До встречи в Аду, bastardo. – Фредерико изобразил на залитом кровью и потом лице что-то вроде зловещей и жуткой улыбки. Взметнулось лезвие меча.

- Нет! – раздался откуда-то сзади голос. Голос, заставивший победителя замереть. – Пощади его. Пощади его, милый брат. Прошу… - причитала Фоскла, роняя слёзы ручьями. С каждым всхлипом она подходила ближе. Фредерико недоумённо уставился на её покрытое синяками лицо. И это за него она просит?

…уцелевшая рука теряющего кровь Данте потянулась к кинжалу на поясе.

- Пощади моего мужа! – крикнула она, бросаясь на руку брата.

- Нет. – вдруг ответил дворянин и оттолкнул её на мостовую.

- Нет. – снова повторил он и размаху вонзил старый и верный меч прямо в живот уже поднявшего кинжал Данте, заставив его дернуться и захрипеть.

Фредерико налёг на меч и провернул его дважды. Крик купца прервался кашлем.
Фоскла в исступлении сидела на земле, снова лишившись дара речи.
Выдернув меч, Гальбао вновь опустил его на уже потерявшего от боли сознание мужа своей сестры. Те, кто наблюдал за дуэлью, ахнули. Кто-то закричал.
…и вновь он провернул меч. Будучи вонзённым в правую глазницу, он проткнул череп насквозь и с противным звуком скрежетнул о камень.. Тело задёргалось в конвульсиях.
Поморщившись, он извлёк меч из глаза мёртвого Данте. Плюнул на изуродованное и окровавленное лицо. И развернувшись, отправился прочь, мимо сидящей на земле сестры.

У семьи Гальбао ещё остались враги в Венеции.


Название: История дома Сильверан
Вселенная: Mount & Blade: Warband, Feodal World
Описание: История фракции игры.

Дом Сильверан ведёт свою родословную от первого барона де Скайвотч - Арно по прозвищу
Ла Гир. Согласно летописи дома, оруженосец Арно, прислуживающий одному из сыновей тогдашнего короля Авалура, принял участие в Великом Турнире 932 года от сотворения мира, проводимого по случаю окончания эпидемии брюшного тифа, где выбил из седла всех своих соперников, включая командующего королевской гвардии и двух младших братьев короля. Именно за эту славную победу, всколыхнувшую всю столицу, король пожаловал Арно заброшенное баронство де Скайвотч со столицей в одноимённом замке. Согласно имеющимся сведениям, последний барон де Скайвотч погиб при подозрительных обстоятельствах за семь десятков лет до того, как Арно получил титул, замок и прозвище. Взяв в жёны леди Френигонду, служанку королевы, молодой Ла Гир таким образом основал династию Сильверан, выбрав своим гербом серебряного оленя с золотыми рогами, который располагался на пурпурном поле. Шли годы, у Арно родилось множество детей, замок был восстановлен, а баронство - процветало. Упадок ушёл в историю вслед за прежним бароном, имя которого давно стерлось из памяти ныне живущих.

Холодной и снежной зимой 998 года барон Арно Ла Гир умер в своей постели в окружении десятков родных и в возрасте восьмидесяти шести лет. Последним его воспоминанием, вызвавшим слёзы радости на мутных глазах старика, был тот самый Великий Турнир, а последний вздох сожаления был о том, что никогда ему не доведётся видеть более столь прекрасного и эпического зрелища.

С годами династия стократно разрослась, а с 1250 года должность тайного советника при дворе короля была пожалована барону Жаку де Скайвотч из дома Сильверан. Жак был способным интриганом, предотвратил шесть покушений на членов королевской семьи и развернул обширную шпионскую сеть по всему Авалуру, что позволяло на корню пресекать все волнения. С тех пор все старшие сыновья воспитывались именно как шпионы и интриганы, а должность тайного советника закрепилась негласно за лордами дома Сильверан, ибо никто не справлялся с ней лучше них.

Сейчас же, в 1390 году, над домом сгустились тучи и нависла опасность исчезновения - барон де Скайвотч, Тибо по прозвищу Лис, погиб в возрасте пятидесяти четырёх лет в результате несчастного случая на охоте. Таким образом, власть над домом попала в руки его старшего сына - Жиля де Скайвотч. Жилю было всего двадцать пять, он не был морально готов становиться бароном, но жизнь не оставила ему выбора - он спешно, при помощи советников и братьев, принялся налаживать дела династии и баронства. Их осталось всего лишь пятеро - четверо братьев и сестра, отправленная в столицу для помолвки с десятилетним принцем Авалура. Жиль таким образом надеялся получить место отца в Совете, не желая уступать его конкурентам. Но он и не подозревал, что старый король доживал свои последние дни, а с его смертью - всё так изменится. Леди-мать, не выдержав смерти мужа, бросила детей и удалилась в монастырь, где приняла обет молчания. Спасение некогда великой и огромной династии целиком легло на плечи Жиля, третьего этого имени, барона де Скайвотч и старшего члена дома Сильверан.
M&B Status:
Offline
Reputation point: 113

За облу лойс. Буквально вчера перепрошёл линейку квестов ТБ. 10й или 20й раз? Не помню.
Исподлобья на вас.
Пялится мой третий глаз.

Image
Image
Image
M&B Status:
Offline
Reputation point: 33

PreviousNext



Return to Отдыхаем

Who is online

Users browsing this forum: No registered users and 3 guests